Братва

Я не заставил себя уговаривать и, придвинув стул, устроился напротив следователя. Мы с минуту разглядывали друг друга. Капитан, наверно, из чисто профессионального интереса, прикидывая, какой вопрос может сбить меня с панталыку, я же – из простого любопытства.

– Поделитесь, уважаемый Евгений Михайлович, секретом, – голос следователя был буквально пропитан приторным елеем. – Каким замысловатым способом вам, рецидивисту, прямо с лагерных нар удалось стать столь крупным коммерсантом? Откуда, интересуюсь, начальный капитал? С неба свалился, как манна небесная? Или ветром надуло?

– Здесь нет никакой мистики, капитан, – полуулыбнулся я, давным-давно готовый к подобным каверзным вопросам. – Дело в том, что я, признаюсь, очень бережливый человек. Даже скупой. Всю сознательную жизнь копил деньги – копейка к копеечке. Перед последним сроком у меня таким образом собралось десять тысяч рублей...

– Весьма убедительно! – не скрывал язвительности Горбин. – На эти деньжищи сегодня можно купить аж четыре булки хлеба, а не то что какую-то гостиницу и ночной клуб!

– Вы не дослушали, гражданин следователь, – вдоволь налюбовавшись на откровенно-злорадную физиономию мента, сообщил я. – Продолжаю, с вашего позволения. Так вот, пока я чалился в зоне, эти десять штук выросли в шесть тысяч раз. Мне стыдно, но должен признаться вам в совершении очень непатриотичного поступка – накопления свои я держал в долларах. Если помните, в то благословенное время за восемь рублей давали десять долларов... Таким вот случайным образом я и стал миллионером.

– Красиво, ничего не скажешь, – кисло улыбнулся следователь, но тут же принял строго официальный вид. – Хорошо! Перейдем к делу! Когда и при каких обстоятельствах вы последний раз видели гражданина Лебедева?

– Вчера около полуночи в «Кенте». Он был в холле, выполняя служебные обязанности, охраняя входную дверь. В разговор я с ним не вступал, лишь поздоровался. Дежурство его заканчивалось в шесть часов утра.

– А где вы находились с шести до восьми утра сегодня?

– Спал у себя в квартире.

– Кто это может подтвердить?

– Никто. Так как я давно перековался и живу законопослушным гражданином, то обеспечивать себе алиби на каждый час считал необязательным.

– И напрасно! – Следователь радостно оживился, чуть руки не потирал от избытка положительных эмоций. – Так, значит, и запишем – на время убийства Лебедева алиби у вас, кстати, бывшего мокрушника, отсутствует полностью! Верно излагаю, а, Монах?!

Я невольно скривился – мент произнес мое блатное прозвище как грязное ругательство. Я быстро отвел взгляд, чтобы скрыть глаза, налившиеся ненавистью. С превеликим трудом подавив справедливое желание промассажировать капитану челюсть, по возможности спокойно ответил:

– Слова ваши заслуживают внимания лишь в том случае, если укажете хотя бы один правдоподобный мотив для убийства собственного работника и ко всему еще давнего приятеля.

– Всему свое время, неуважаемый! – противно осклабился следователь прокуратуры. – Расследование только-только начинается, а когда оно закончится, надеюсь, ты у меня в камере загорать будешь.

– Ну, раз мы уже по-свойски перешли на «ты», – не сдержался я, – то ты, начальничек, слишком много на себя берешь! По ходу, извилина у тебя лишь одна, да и та образовалась от ношения фуражки!

С глубоким удовлетворением заметил, как позеленела от бешенства физиономия Горбина. Выдержки, оказывается, у него на ломаный грош – даже губешки подрагивали, когда заговорил.

– Браво, Евгений Михайлович! Мы еще вернемся к этому вопросу, обещаю!.. А сейчас расскажите, будьте так любезны, о частной жизни вашего приятеля Карата. У него были враги?

– Без понятия, капитан. Проживал он там же, где и работал – в гостинице «Кент». Постоянных подружек, насколько знаю, не имел. Спиртным не злоупотреблял. Был спокойным, рассудительным человеком, но одновременно и сентиментальным романтиком.

– Хорош романтик! – Следователь заглянул в раскрытую папку. – Последний срок отбывал за умышленное убийство, совершенное с особой жестокостью!

– Вы же в курсе, как у нас судят! – заметил я, закуривая. – Карат сделал несколько лишних ножевых уколов, желая помочь клиенту скорее крякнуть, чтобы тот не слишком страдал. А суд, не разобравшись в побуждениях Карата, посчитал множественность ранений за признак особой жестокости. Тупые законники, разве им дано понять движения тонкой сентиментальной души!

Капитан завороженно глядел на меня распахнутыми глазами, как на чудо-юдо какое-то. Я сбился с патетического тона и мигом закруглился:

– Вот и все, в общем, что мне известно о господине Лебедеве. Думаю, пришила его шпана в поисках денег на очередную дозу наркоты. Банальное ограбление.

– А что он делал утром в Парковом переулке?

– Не имею представления.

– Вы его туда не посылали с каким-нибудь личным поручением? За сигаретами, к примеру?

– Нет, не посылал, – я сделал наивный вид будто не замечаю сарказма капитана. – Это же на другом конце города! Да и в «Кенте» любые сигареты в баре имеются.