Браво, Аракс!

- Мальчик ведёт себя очень буйно, — рассказывал по дороге в палату врач. — То ложится на пол, то вскакивает, срывает одежду, мечется по комнате». Окно разбил, хотел выброситься… Потом стал прощаться: понимает, что не протянет долго… Типичная картина. Укутал голову одеялом: боится ветра… Прячется под койку, под матрац. Сейчас сами увидите…

Врач тихонько заглянул в палату, тут же прикрыл дверь.

- Спит? — шёпотом спросила Ирина Николаевна.

- Нет, не спит, Ирина Николаевна. Опоздали мы. Умер…

Вечером прилетел Бардиан.

- Всё в порядке, Ирина Николаевна! Вакцину привезли, дозировку установили. Теперь новая проблема: как делать львам инъекции?

- Это не проблема. Я всё продумала. Выход есть.

По проекту Бугримовой соорудили клетку-фиксатор с раздвижными боковыми стенками. Львов поочерёдно вводили в неё, зажимали решётками с обеих сторон их туловища так, чтобы они не могли повернуться. Пока дрессировщица стояла впереди и кормила голодного льва, ветеринар вводил в его ляжку иглу.

С каждым разом колоть львов становилось труднее. Они нервничали и злобно рычали, завидев клетку-фиксатор, ни за что не хотели переходить в неё. А перегонять каждого льва в эту клетку приходилось по три раза в день. Дрессировщица выбивалась из последних сил. Больной, измученной уколами и высокой температурой, ей приходилось долго уговаривать каждого льва, грозить, заставлять лечиться силой, — и так двадцать один раз в день!

По целым дням, с раннего утра до поздней ночи, находилась она возле своих питомцев. Хотя дозировка вакцины была установлена крупными специалистами, можно ли гарантировать, что в один прекрасный день львы всё же не взбесятся?

Наконец профилактический курс лечения львов закончился. Близилось Первое мая. Артистка твёрдо решила выступить до закрытия зимнего сезона. И, невзирая на протесты дирекции, врачей, друзей по работе, приказала приготовить львов к репетиции.

- За ними надо наблюдать минимум год! Опомнитесь!

- Нет. Я всё решила.

- Ирина Николаевна!

- Спорить бесполезно!

Из семи клеток-одиночек выпустили в вольер семёрку львов.

Львов одичавших, отвыкших друг от друга, измученных уколами. Львов похудевших, озлобленных, страшных…

«…Кому, как не тебе, могу рассказать всю правду, мама? — писала Бугримова. — Мне было жутко, я боялась, как никогда в жизни…

Я говорю: «Выпустите их!» Мои ассистенты залезают на клетки, поднимают дверцы, семёрка львов выходит в общий вольер, выходят впервые после долгого сидения в одиночках, а я стою у дверцы, стою не шелохнувшись, не решаюсь к ним даже приблизиться, не то что войти в вольер.

Наконец беру себя в руки, кличу по именам, львы подходят к решётке, но только хочу приласкать — огрызаются, норовят зацепить лапой. Чувствую, все они стали чужими мне, совсем чужими. Буквально все. Животные сильно травмированы, вижу это, а больше других Аракс. У него, курносого, более тонкая нервная организация, он очень чувствительный, что ли…

Львы настолько все одичали, что утеряли всё, что я прививала им долгие годы. Вижу — вышла из доверия. Не хотят они больше признавать человека — источника своих бед и страданий… Ведь ты понимаешь, мама, невозможно же им объяснить, что такое бешенство, для чего уколы, врачи, которые их так измучили…

Вижу одно: войти к ним не имею права — разорвут!

Уже время к вечеру, а я всё стою и стою у вольера. Меня спрашивают: «Когда будете репетировать?» Спокойно так отвечаю: «Завтра», а сама думаю: «Что же мне делать, как поступать дальше?..»

Ушла домой, выпила кофейку. Не нахожу себе места… Вернулась в цирк. Брожу за кулисами как неприкаянная. А люди смотрят на меня; конец сезона, надо закрывать цирк, программа маленькая, все ослабели от уколов, сборы падают, никакой другой аттракцион прислать в Казань невозможно: в цирке карантин, — словом, положение страшное… И мне кажется, что я — виновница всех несчастий…

Ночь. Иду в свою комнату, спать не могу, всё думаю и думаю… У меня есть участок, где я полководец. А раз так, то я обязана решать, как провести бой, как укротить львов, как заставить их снова выполнять мою волю, а главное — как вывести цирковой народ из затруднения.

Рассуждаю дальше: ладно, часть рефлексов львами утеряна, но есть же рефлексы рабочие. Они же не нарушены. И утром даю такое распоряжение:

- Ставьте клетку, давайте оркестр, давайте свет, пригласите всех артистов программы на места вместо зрителей. Пусть будет всё, как на представлении!

Всё выполнили, всё сделали, как я сказала. Даже кое-кого из жильцов дома соседнего пригласили на места, чтобы народу было побольше. Надеваю костюм, подхожу к зеркалу. И вот входит Игнатов и говорит:

- Арина Миколавна, у нас всё готово! Можешь идтить!

Вижу, как он волнуется.

Мы идём через двор. День. Ярко светит солнце. А мне одно думается:

«Боже мой, весна, какое синее небо, как распускаются почки, как прекрасна жизнь!»

А сама не знаю, чем всё кончится: буду жить или нет. Слышу — оркестр заиграл, репетирует. «Ладно, думаю, помирать, так с музыкой!» — и я рассмеялась вдруг громко.

- Что эт-то с тобой, а, Миколавна? — удивился мой золотой Паша.