ТЁМА. Два ссыльных епископа в Педжикенте провели с ним хиротонию. Ты хоть знаешь, что это такое?
КАПА. Понятия не имею.
ТЁМА. Хиротония – он посвящение в монахи и в сан епископа. Теперь наш профессор – настоятель нашего кафедрального собора. И теперь у него церковное имя Лука. В честь святого Луки, иконописца и врачевателя. Он же у нас еще и художник.
КАПА. Я поняла. Ты стал работать на Чека. Не удастся выучиться на врача – станешь чекистом. Нормальный ход.
ТЁМА. Я рад, что ты это поняла. Я в любом случае не пропаду. Так что держись меня, Капочка, не прогадаешь.
ТЁМА. Каждый комсомолец может и должен удовлетворять свои половые стремления.
КАПА. Удовлетворяй на здоровье, кто тебе мешает.
ТЁМА. По уставу, каждая комсомолка обязана идти навстречу, иначе она мещанка.
КАПА. Мещанка я, Тёма. Но кандидатом в члены ВКПбэ принята. А в уставе партии про половые стремления ничего не говорится.
ТЁМА. Проглядели тебя в партии, Дрёмова. Ну, ничего, ты сама себя выведешь на чистую воду. Эх, что-то разболтался я сегодня. Наверно, от волнения. Сегодня в 8 часов вечера, Капочка, кое-что произойдет.
КАПА. По-моему, ты больше хочешь сказать, чем я услышать. Давай уж, выкладывай.
ТЁМА. Выпытываешь? Ладно, считай, что у тебя получилось. Сегодня взлетит на воздух кафедральный собор.
КАПА. Тёмочка, ты перебрал.
ТЁМА. Я перебрал в своем чувстве к тебе. Но теперь я трезв, как стеклышко. Я далеко пойду, Капочка. Так что не прозевай меня. А на профессора… пожалуйста, заглядывайся. Считай это моим поручением. Хотя… имей в виду: монах он теперь у нас. Нельзя ему.
КАПА. Иди, Тёмочка, проспись. Мне тоже пора, а то мама ругать будет.
МИША. Отец в соборе.
КАПА. Профессор, я знаю, что вы здесь? Почему вы не открываете? Ведь вы не знаете, кто я и зачем стучу. Да в чем дело, ч…
ВОЙНО. Уходите немедленно! Немедленно!
КАПА. Почему? Что вы задумали? Вы знаете? Нет! Это глупо! Ваша самопожертвование бессмысленно.
ВОЙНО. Я требую уйти!
КАПА. Тогда я с вами. Пусть это будет на вашей совести.
ВОЙНО. Что ж это такое?! Вы фанатичка!
КАПА. Профессор, ну давайте вместе уйдем. Ну, я вас умоляю.
ВОЙНО. Еще одно подтверждение, что бог есть, гражданин Петерс. Хотя…
ПЕТЕРС. Что хотя? Договаривайте. В данном случае ваш бог пришел к вам в платьице в горошек. Хоть мне не морочьте голову, Войно, с вашим божьим промыслом. По агентурным данным с вами свели счеты оренбургские казаки. Плохо их лечили. Двое сдохли.
ВОЙНО. И что? Из-за этого я здесь?
ПЕТЕРС. А помощь головорезам атамана Дутова?
ВОЙНО. Как врач, я обязан помогать любому человеку. Даже личному врагу. Вот случись с вами что, я бы и вам помог, хотя мне пришлось бы сделать над собой известное усилие.
ПЕТЕРС. Войно, вы будете привлечены к суду за связь с контрреволюционным подпольем.
ВОЙНО. Можно полюбопытствовать, в чем же эта связь заключалась?
ПЕТЕРС. Мы убиваем классового врага – вы его спасаете, чтобы он продолжал убивать нас. Это ли не связь? На этот раз вам не выкрутиться.
ВОЙНО. Смерть – штука страшная, когда видишь ее впервые. Но когда работаешь среди смертей…Ваши угрозы не производят на меня того впечатления, на которое вы рассчитываете.
ПЕТЕРС. Хорошо, что сказали. Я подумаю, как лучше поразить ваше воображение.
ЧЕКИСТ. Телефонограмма из Москвы, товарищ Петерс.
ПЕТЕРС. Читай.
ЧЕКИСТ. Срочно отправить профессора Войно-Ясенецкого в Москву. Карпов.
ПЕТЕРС. Что за чертовщина? Надеюсь, отправить в «столыпине»?
ЧЕКИСТ. Нет, здесь в инструкции Карпова уточнение – в обычном пассажирском вагоне.