– Не смейся над ним, – говорит Эдсон. – И я зову его мистером Персиком. Когда мы познакомились, он угостил меня персиками за то, что я приглядел за его автомобилем, поскольку не было мелких денег. Он наблюдал, как я ем их. Сок стекал по подбородку. Мне было тринадцать. Ты, наверное, думаешь, как это ужасно. У тебя, скорее всего, по этому поводу есть здравая мысль, как у всех образованных умников из среднего класса. Но он очень робел и был ко мне добр. Он зовет меня Сестинью.
От напряжения в его голосе Фии становится неловко, она вдруг отчетливо понимает, что лежит с голой грудью в чужой вселенной. Это их первый спор. Мотоцикл проезжает мимо ворот. Эдсон замечает его, с нежностью вспоминает свою убитую «Ямаху». Через несколько секунд тот же мотоцикл едет опять, но уже в противоположном направлении. Причем медленно, очень медленно. Эдсон чувствует, как у него расширяются глаза. Смотрит наверх. Наблюдательный дрон с жужжанием пролетает над новым жилым комплексом, но не слишком ли долго задерживается на повороте? Эдсон был так осторожен, когда ездил в город, но всегда могли встретиться камеры, которые он упустил или которые недавно установили, глазок на грузовике, автобусе, футболке, или даже пара айшэдов, всплывшая после кражи, или нападения, или еще чего-то, что заставило полицию порыться в их памяти. Паранойя внутри паранойи. Но все параноики в огромном Сан-Паулу.
Он говорит:
– Сколько ты уже тут находишься?
– Три дня, – отвечает Фиа, – А почему ты спрашиваешь?
– Вы обсуждали эту физику.
– Информационную теорию.
– Да по фиг. Я хочу спросить, ты уже нашла дорогу обратно?
– В смысле?
– Ты сказала, мол, это билет в один конец, обратного пути нет.
– Ну, квантовый компьютер размером с университет Сан-Паулу мог бы помочь. А почему ты интересуешься?
– Думаю, они нас ищут. – Услышав его слова, Фиа резко садится. Привет, Китти. – На самом деле, подозреваю, они уже в курсе, где мы. Тут небезопасно. Я могу обеспечить тебе безопасность, но есть одна проблема. Это будет стоить целую кучу денег.
С
тоя с голым задом на псевдонимейеровской мозаике у зеленого-презеленого бассейна, Эдсон держит в одной руке полотенце и спрашивает солдаду:– Куда мне?
Они с ворчанием провожают его в живописную сауну в дальнем конце спа. Оба Сидаде в курсе, что Главарь смертельно боится возраста и смерти и активно борется со старостью. Никто в двух городах не ожидал, что он проживет так долго, но он поселил китайских врачей и устроил дзенские термальные источники прямо в пузаде на вершине холма. Тепло поддерживает какое-то электроакустическое поле. Главарь жестом приглашает Эдсона сесть рядом с ним на деревянную скамью. Вокруг его солдаду, такие же голые, как и он, на горячей древесине в пределах досягаемости оружия. Команда Серферов, как они себя называют. У них такие же мускулы, как у серферов, а на груди и животе гордо выделяются завитки рубцов, которые они нанесли себе сами и бережно натирали пеплом во время ритуала скарификации. Эдсон сидит настороженно, помня о своих бритых гениталиях и не зная, что предписывает этикет, если тебя застукали, когда ты смотришь на член наркобарона.
– Сынок, у тебя все в порядке?
У Главаря такая же сложная сеть имен, как и структура его корпорации. В Нижним городе, где его слово – закон, он известен как сеньор Амарала, а в Верхнем – как Эуклидис. Полное имя знает только священник, который его крестил. Слои и пирамиды: босс массивен, валики жира суживаются к лысой голове, побритой так же чисто, как яйца Эдсона.
– А дона как себя чувствует в такую погоду?
Когда Андерсон погиб, Главарь Эуклидис отправил цветы и соболезнования вместе с изображением Богоматери Утешения. Он считает себя всезнающим, как Ангелы Постоянного Надзора, но понятия не имеет, что дона Ортенсе порвала карточку в безлунную ночь и выкинула цветы в зловонную канализацию Сидаде-де-Лус, забитую бутылками из-под гуараны и мертвыми поросятами.
– Я так понимаю, в последнее время ты сильно расстраиваешь маму, Эдсон.
– Сеньор, я бы ни за что не подверг маму никакой опасности, поверьте, – Эдсон слышит, как дрожит его голос. – Можно я кое-что вам покажу? Думаю, вас это впечатлит.
Эдсон поднимает руку. Команда Серферов дергается в сторону оружия. Главарь кивает. Эдсон завершает жест, из раздевалки выходит Милена в украшенном монограммой топе, стрингах и гетрах патриотических цветов, футбольный мячик прыгает перед ней, как щенок, а девушка беспечно жует жвачку перед зрительным залом из обнаженных мужских тел. «Помни, чему я тебя учил, – мысленно приказывает Эдсон, пока девушка подкидывает мячик выше, выше, выше. – Улыбайся, всегда улыбайся».
– Ну, сеньор, что думаете? – После такого, считает Эдсон, сотня тысяч фанатов на «Морумби»[205]
– это раз плюнуть.