Бразилья

От архипелага Анавильянас я двинулся дальше к лагерю на месте слияния Черной и Белой рек, где провел ряд исследований воды и почв. Обе реки исключительно глубоки, и виден отчетливый разброс в расселении видов местных рыб. Однако измерение глубин ручным лотом в случае с Риу-Негру выявило темные наслоения с богатым растительным материалом на дне русла, а на дне Риу-Бранку обнаружился мягкий неорганический ил. Можно предположить, что реки текут по разным местностям. Риу-Бранку гидрологически подобна Риу-Солимойнс, которая берет свое начало в Андах. Кажется логичным заключить, что и Риу-Бранку тоже берет свое начало в высокогорной местности, до сих пор не отмеченной на карте, но, скорее всего, расположенной на бескрайних просторах между Гвианой и вице-королевством Венесуэлой…

Доктор Робер Фалькон отложил перо. Голос леса вводил его в заблуждение. Много раз ему казалось, что кто-то выкрикивает его имя или приветствует издалека, но стоило прислушаться сосредоточенно, как это сделал бы охотник, и слова оборачивались песней птиц или звуком какой-то крошечной амфибии с удивительно громким для такого маленького существа голосом. Вот опять. И на этот раз это не птичья трель и не кваканье лягушки. Человеческий голос звал на лингва-жерал, языке, которым пользовались между собой его носильщики и гребцы, происходившие из разных племен. Каноэ на реке. Что может быть такого странного, чтобы его люди подняли крик?

Фалькон аккуратно присыпал песком и просушил лист блокнота. Марлевый навес, только частично защищавший от надоедливых насекомых, был натянут вдоль границы деревьев. Несколько шагов привели француза на сочившийся берег, река продолжала отступать, несмотря на недавние бури. Фалькон в жизни не видел подобных дождей, но в огромном объеме рек Амазонки они были лишь ничтожной каплей.

Его люди собрались на берегу. Их внимание привлекло одинокое каноэ, большая долбленая лодка, предназначенная для войны или для торговли, дрейфовавшая по течению. Фалькон нацепил зеленые очки, чтобы лучше видеть, но расстояние было слишком велико. Он навел на цель складную подзорную трубу, минута ушла на то, чтобы навести резкость. Невероятно мощный черный мужчина на носу направлял лодку в сторону берега. Фалькон узнал этот силуэт, эту решимость – Земба, освобожденный раб, которого Льюис Квинн взял в миссию вверх по Риу-Бранку.

– Лагерь! – закричал Земба громким голосом. – Это лагерь француза Фалькона?

– Это я! – отозвался Фалькон.

– Мне нужна помощь! Больной на борту!

«Ищите меня в устье Риу-Бранку».

Фалькон бросился в реку, пока Земба причаливал к берегу. На дне каноэ лежал навзничь Льюис Квинн. Его кожа потрескалась и покрылась волдырями от солнца, раны уже обсидели мухи. Но он еще не умер, хотя жизнь еле теплилась в его теле, ресницы трепетали, ошметки кожи подрагивали на губах, когда иезуит делал вдохи столь незаметные, что казалось, они не в состоянии поддерживать в нем существование.

– Помогите мне, перетащите его под полог, – скомандовал Фалькон, когда каноэ пристало к берегу. – Осторожнее с ним, осторожнее, вы, ослы. Вода. Принесите мне чистой питьевой воды. А еще мягкий хлопок. Осторожно. Да, Льюис Квинн, вы меня нашли.

* * *

– В каком я мире?

Доктор Робер Фалькон положил перо на складной стол. Палатку освещали глиняные масляные лампы, ароматная кора тлела в топке, отгоняя насекомых, которые умудрялись просочиться сквозь щели и отдушины. Насекомые же по ту сторону палатки беспомощно тянулись к свету и механически, без толку бились о натянутую ткань с негромким постукиванием. Во время долгих ночей, пока Фалькон дежурил возле гамака, он воображал себя внутри чудовищных часов, которые приводят в движение крохотные твари, – внутри огромного Механизма Управления.

– Должен признаться, отец Квинн, это самый необычный вопрос. Какое сегодня число? Где я? Я ожидал что-то из этого. Или даже «кто я?». Но… «В каком я мире?» Подобного я никогда не слышал.

Квинн слабо рассмеялся, смех перешел в сухой удушливый кашель. Фалькон тут же подал флягу с водой. Когда Квинн жадно проглотил больше половины, то ответил хриплым голосом:

– Вы определенно похожи на того ученого доктора Фалькона, которого я помню. Сколько?

– Вы пролежали в горячке три дня.