Бремя

— Простить? Мужа простить? — слова не слушались ее, выходили с оборванными гласными, душевная боль не давала им зазвучать, округлиться, — Да как можно простить? Он меня из жизни выбросил, как телогрейку изношенную. Разорвал, будто тряпку старую, и без всякой жалости лишил сына. Но и на этом не остановился. — Магду трясло, как в лихорадке, Несса даже испугалась за нее, но понимала, что лучше дать ей возможность выговориться сейчас, вытащить из себя все, что накопила и никому, ни одной душе не могла рассказать. — Нет, и на этом не остановился... И одного месяца после развода не прошло, как женился. И ты хочешь, чтобы я его простила? Да как можно такое простить? Даже если за себя когда-нибудь прощу, за сына — не прощу! Знаешь, Несса, — и тут голос Магды совсем упал, — тебе одной скажу: когда сегодня утром узнала, что он женился, сынишка мне по телефону сказал, ему ведь десять, он все понимает, не плачет, но грустно так говорит: «Папа женился...» — когда я утром узнала, со мной такое началась... думаю, сейчас, вот сейчас же поеду и убью его, подлеца, нет, не жену его, о ней не думаю, а его самого — за муки наши. Потом опомнилась, о сыне подумала... — Магда замолчала, утерла слезы и утвердительно добавила: — Нет, я могу его только ненавидеть... И простить — не в моих силах. А ты говоришь — выбор. У таких, как я, один только выбор — ненавидеть, и я буду ненавидеть его всю жизнь.

— А надежда, что сына заберешь к себе когда-нибудь, у тебя есть?

— Думаю, что если бы у меня совсем никакой надежды не было, я бы сейчас с тобой и не разговаривала. И ни с кем бы не разговаривала. Но сначала нужно работу найти, чтобы выйти из этой дыры. А если он не отдаст ребенка? — вдруг испуганно спросила она.

— Отдаст, — сказала Ванесса уверенно. — Вот посмотришь — отдаст. Бог поможет.

— Да, как ты можешь знать?

— А я и не знаю. Я верю.

— Наивная ты, — ласково сказала Магда и впервые за все время их разговора улыбнулась. — Жизнь — не так устроена. Жизнь — случайна и несправедлива. К тому же — зла. И для меня теперь люди и бесы, про которых ты упомянула, — одно. За очень небольшим исключением — одна нераздельная сущность. — Магда растянула по буквам последнее предложение. — Возьми Робин, например, похожа она на человека? Ведь из нее ярость пышет, как огонь из Кощея.

— Она миру мстит за увечье свое... И себе мстит...

Магдалина посмотрела на Ванессу внимательно.

— Хочешь, скажу что-то? — спросила она. — Это уже не секрет — все знают. Отец Робин во Вьетнаме воевал. В джунглях находился как раз, где наши химикалиями с самолетов опрыскивали. Agent Orange, по-моему, назывался тот препарат. Я даже когда-то читала об этом ужасе. Жидкая отрава, что-то вроде гербицида, только гораздо сильнее. Использовали, чтобы растительность убить. После опрыскивания листья и ветки высыхают и опадают. Представляешь картину — голые джунгли! — и враг, как на ладони. Тогда его и уничтожать можно. Но уже, наверное, необязательно было и уничтожать, потому что, как оказалась, опрыскиватель тот на людей влияет точно так же, как и на деревья. То есть, и в людях органы сохнут и отмирают. Говорят, во Вьетнаме несколько миллионов погибло от такой тактики, и до сих пор дети там калеками рождаются из-за этого. И наши пострадали, много наших пострадало. Практически, каждый, кто воевал там и находился на тех территориях, дышал той же отравой. И отец Робин домой вернулся, и родилась у него дочь с таким... жутким дефектом. Он, когда узнал об этом, повесился. А мать спилась, и Робин забрали в детский дом. Она это по секрету Ритке рассказала, а Ритка взяла и всем разнесла — тоже по секрету.

Нессу поразил рассказ Магдалины.

— Может, помочь ей как-нибудь надо, может, поговорить, — сказала она расстроенным голосом. — Она ведь совсем одна.

— Одна? Да ей лучше одной. Она людей лютой ненавистью ненавидит. Я сама слышала, как она кричала, что жизнь свою будто в зоопарке проживает. Как зверь в клетке. И выпустили б на волю — загрызла бы каждого.

— От людей ей досталось. Но жизнь ее еще не кончилась, — сказала как-то очень уверенно Несса. — Еще выйдет из клетки, и, может, не захочет грызть. Может, и не зверем выйдет...

— А ты что, как будто даже жалеешь ее? — удивленно спросила Магда.

— Жалею. Не родилась же она с такой злобой? Когда-то ведь и она невинным ребенком была.

— Да... — согласилась Магдалина. — Когда-то была... Что ж теперь за то все выходки ее прощать? Тебя-то она больше всех терпеть не может. Однажды так и сказала: сидеть за нее не хочется, а то я бы красоту ее аристократическую так подправила! Ты поберегись, Несса. Я тут такого наслышалась! Что в этих ночлежках творится — уму непостижимо! И кислотой могут облить и из окна выкинуть. И Робин на все способна. С ней твои миролюбивые идеи не работают.