Бремя

Магдалина и Несса вернулись в приют. Праздник закончился. Зал опустел. Дежурные гремели посудой, ополаскивая ее кое-как и наспех в полутеплой воде. В непроветриваемых коридорах стоял тошнотворный запах объедков и сырости. Из уборных несло марихуаной и чем-то еще покрепче: там часто, прячась только для проформы от охранников, постояльцы использовали кокаин.

В их боксе никто не спал.

— У-у, спелись, стервы, — приветствовала их Робин, лицо у нее было опухшим, язык заплетался. — Ну что может быть общего у меланхолички с богомолицей? Ту муж турнул, эту — Бог наказал, а теперь обе в одной дыре прозябают и из одного корыта хлебают. Ну что, богомолица, все грехи отмолила?

Ритка — тоже с осоловевшим взглядом — дико захохотала.

— Ну что бы я из себя ставила в таком-то месте? — продолжала Робин, принимая смех Ритки за одобрение. — Ну чего из себя изображать святошу в таком-то месте? Голову дам на отсечение, что у нашей богомолицы грехи еще те! Почище наших. Ишь, как покраснела. Прямо невинность святая...

Робин явно хотелось хотя бы однажды — и сегодня, чем не случай! — вывести Нессу на скандал, услышать от нее хотя бы одно ругательство, хотя бы одно «выраженьице», насладиться перепалкой или даже, если до того дойдет, дракой. Но Ванесса молчала. Она дала себе слово молчать. Чувствовала, что ей нужно молчать. Не подливать масла в огонь. Тогда угли погаснут, тогда все потечет своим чередом. Уже недолго осталось. Уже скоро она пойдет в кассу и закажет билет в один конец.

— Вы уверены, что вам не нужен обратный, мисс, — спросит кассирша, и переспросит, для уверенности, еще раз, внимательно взглянув на Ванессу. — У вас ведь виза только на три месяца...

— Не беспокойтесь, мадам. Я возвращаюсь домой.

Но... до того дня потерпеть надо, прикусить язык, закрыть глаза, помолиться, чтобы утихло беспокойство. Злоба заразна. Заразна, как вирус. Поднимается неизвестно откуда, помимо твоей воли, тяжелый, недобрым жаром пышущий столб и заполняет все внутри и требует выхода. И появляется неудержимое желание встать с лежака, подойти к этому остервеневшему от личных обид и отверженности существу и закрыть его рот, плюнуть в лицо, дать пощечину — сделать что угодно, только заставить замолчать.

Что же это за эмоция такая, что способна замутить все, что по каплям восполняла все эти дни и недели? И почему вместе со злобой возвращаются вновь страх и отчаяние? Не приходит она в одиночку, тащит за собой и остальную нечисть, потому — поберегись! Будь начеку! Некто хитроликий, суетящийся то справа, то слева, устраивает неустанно ловушки для души твоей. Он знает, как обольстить тебя. Знает, как обольстить любую женщину. Особенно удачлив с женщинами. Но почему именно с нами? Потому ли, что Ева первой не устояла? Потому ли, что каждый рожден женщиной, и злые матери будут плодить злых детей, и скоро вся земля будет изъедена злобой? Может, в этом и состоит его подлый план?

— Ну так расскажи нам, богомолица, о своих грехах? Скольких пригрела? Скольких соблазнила? И как докатилась до этой жизни с такой-то смазливостью? — перебила Робин ход нессиных мыслей, но уже не было страшно — злость растворилась, исчезла, как напуганное светом привидение.

Ванесса — пожалуй, в первый раз за все время проживания в ночлежке — взглянула в глаза Робин, взглянула прямо и с интересом и смотрела с минуту с сочувствием. И также впервые Робин как будто смутилась, растерялась: что-то задел в ней этот взгляд, какую-то старую глубокую рану, которая инородным телом годами сидела в ней и не давала жить, — и... отвернулась. И уже до утра не произнесла ни слова.

Глава 32Джонни

История о мощном тактическом гербициде Agent Orange, рассказанная Магдалиной, задела Нессу и укрепила ее в ощущении, что Робин со всей неутолимой ненавистью и отвращением к окружающему была всего лишь жертвой (а не палачом) некого безличного зла, за которое никто конкретно не в ответе.

На следующий вечер Ванесса в городской библиотеке нашла несколько статей об операции Agent Orange, широко проводимой во Вьетнаме. Семьдесят девять миллионов литров яда было вылито на землю с неба. Для того ли оно дано нам? С черно-белых фотографий журналов на нее смотрело множество детей-калек, рожденных уже совсем недавно на некогда отравленных территориях. Война кончилась, но... война продолжается. Попадались и снимки крупным планом — мальчика или девочки с поврежденными или недоразвитыми конечностями, деформированными лицами и другими немыслимыми дефектами. Ребенок глядел в камеру с испугом и тоскливым ожиданием: что еще сотворят с ним взрослые? Несса отводила глаза: казалось, он вопрошал ее лично, а у нее не было ответа, как не было слов утешения.