Бремя империи

Казачьи станицы изначально строились так, чтобы одновременно быть и домом казакам и — при необходимости — укрепленным районом, что в годы замирения было совсем даже не лишним. Первой линией обороны был вал, система окопов, колючая проволока, а в некоторых крупных поселках — и система дотов с пулеметами. Сами казачьи станицы располагались так, чтобы господствовать над местностью и контролировать ее. Но если бы даже враг прорвал внешний периметр — вполне можно было организовывать оборону и на внутреннем: казачьи дома — курени, как их называли сами казаки, — стояли так, чтобы при необходимости стать второй линией обороны. А «дом Левки Косого» был хорош тем, что с него можно было простреливать улицу, и стоял он так, что был самой высокой точкой в станице.

Но принимать бой в станице было нельзя. Категорически. Ведь что такое станица? Плотная сельская застройка, к любому дому можно подойти относительно безопасно на расстояние не то что выстрела — на бросок гранаты подойдешь, и ничего. Их было шестеро — да, именно шестеро, потому что трое, по сути, еще пацанов, пусть и не принятых в казаки на круге, пусть среди них был один араб, — они смогли в оккупированной станице убить нескольких оккупантов, раздобыть оружие и продержаться до ночи. Такое не под силу многим взрослым. Но как бы то ни было — в условиях ближнего боя шестеро против тридцати — гарантированный проигрыш в любой ситуации.

А вот в другом случае…

Пулемет на открытой местности — стрелковая линия.

Еще пара стрелков с винтовками — рядом, прикрытие. И еще — загонщики. Верней, не загонщики — а обреченные жертвы, которых надо догнать, притащить на аркане в село, поглумиться и зарезать. В отличие от русских и тем более холодно-рациональных немцев, арабы обычно люди эмоциональные, увлекающиеся. Сорвать их на погоню — очень легко. А потом, когда они выскочат из села — всей толпой на открытую, хорошо простреливаемую местность, — вот тут-то слово скажет пулемет.

Удивительно — но поставить часового на ворота они додумались всего одного. Для бывшего разведчика ВДВ — задача на один взмах ножом. Разжились не чем-нибудь, — а ручным пулеметом BSA и несколькими лентами к нему. Маневренный ручник и мощный станкач в связке — тем более хорошо. За валом окопы засыпали, но вал остался, частенько так говорили: «пошел за вал», «выйдем за вал» — это если морду набить, — казаки пошли уже не скрываясь, не опасаясь. Небо затянулось черными тучами, подувал легкий летний ветерок, серебристый свет тонкой, ущербной луны на время пробивал себе путь сквозь пелену облаков — но облака вновь смыкали ряды, и на землю наступала тьма…

И тут что-то вспыхнуло — далеко на горизонте, там, где высилась ломаная стена горных хребтов, отделявшая плодородную долину Бекаа от побережья Средиземного моря. Вспыхнуло высоко в небе — мертвенным белым светом, лучи которого были настолько ярки, что пробивали облака, подсвечивая их изнутри. Зрелище было величественное и страшное…

— Это… это что?

Из всех только Петро Попейвода понял, что это такое, — он видел учебные фильмы во время теоретической подготовки в ВДВ. Этот свет, которому под силу было даже пробить темную пелену ночных облаков… он знаменовал собой самое страшное, что только могло произойти. Если это произошло, значит — началась война, причем ядерная война. И скорее всего — мало кто доживет до рассвета.

Но умирать можно по-разному. Можно — с оружием в руках, как мужчине. А можно и…

— Ничего. Идем. Быстрее!

Пулемет установили почти в километре от станицы. Давным-давно кто-то из казаков посадил здесь два дерева. И теперь — прошло сорок лет, а то и пятьдесят — в жарком климате Ближнего Востока деревья на удивление хорошо прижились — вот только посажены были слишком близко.

Промежуток между стволами меньше метра — чем не амбразура. А если попробуют с флангов обойти — а ручник с двумя винтовками на что?

Как следует укреплять «станкач» времени не было — просто, как смогли, вкопали ножки станка — и на том ладно. Земля здесь была тяжелая, плотная — как камень…

— Сашка…

— Ну?

— А что это было?

— Что?

— Ну, это… над горами там…

Сашка поднялся на локте, посмотрел в сторону гор. Свет никуда не делся — облака светились изнутри…

— А я знаю…

— Цыц! — пристрожил остававшийся у пулемета казак Коршун — его так и звали все, Коршун, хотя фамилия была Коршунов. — Взгакались, как бабы! Тихо!

И тут в селе гахнуло — взрыв гранаты, еще один, несколько выстрелов, — и почти сразу, захлебываясь, на несколько голосов застучали автоматы.

— Батя… — Мишка инстинктивно дернулся, чтобы бежать на помощь отцу — казаки у пулемета его удержали.

— Сидеть! А ну! Забыл, что батя приказывал?! Сидеть!

— Батя же…

— Сидеть сказал! Ты ему ничем не поможешь — навредишь только! Сидеть!