Бремя колокольчиков (СИ)

   -  Вот так и мается, и нет ему нигде спасения, никакого выхода, - плакала пожилая, похожая на тень женщина только что рассказавшая длинную историю про то, как её сын случайно оказался на пути крепко спаянного монстра власти, полиции и бандитов в их тихом провинциальном городке. Его избивали сначала, угрожали, потом стали расправляться с семьёй, жена с ребёнком сбежала, его посадили, всё как в известных фильмах, без героизма и исхода. Остался только плач матери, тихий, без ропота и ушедших куда-то в прошлое эмоций. Какие там фильмы?...

О. Пиндосий разглядел эту женщину среди пришедших паломников, было их сегодня много, слава о старце растёт, а летом в хорошую погоду пройти к его келье куда легче. Она стояла где-то сзади, её почти не было видно. Отшельник приглядевшись, казалось, как-то даже принюхавшись к толпе, пальцем поманил её и завёл в келью, куда мирян вообще пускал очень редко.

   -  А я ж к нему и поехать не могу... хоть все письма его слезами промочила, я ж знаю, что он не договаривает много, меня бережёт. ..Ноу меня ж сестра ещё лежит, инвалид детства, а теперь ещё и после инсульта, под себя ходит, не с кем её оставить, на час одну с трудом, а тут через всю Россию ехать к сыночку на зону...

Она продолжала всхлипывать, старец молчал. Женщина продолжила:

   -  Тут я к ней батюшку вызывала к сестре...так за одно и сама хотела причаститься, а он сказал, что я ходячая и меня на дому нельзя и вообще все беды у меня от того, что я аборт молодая сделала... Может оно и так, но сыночку то моему за что, батюшка Пиндосий?

   -  Дурак твой поп, - только и сказал старец до этого ни разу не прервавший долгий, с повторениями рассказ женщины.

   -  Но почему ж тогда... так всё? - Всхлипнула она утирая слёзы.

   -  А я не знаю.

Такого ответа я от старца не ждал и не смог скрыть удивлённого взгляда.

   -  А что ты смотришь, отче? - Обратился ко мне о. Пиндосий, - Давай-ка плат подержи. Я сейчас причащать рабу Божию буду.

   -  Так я же... неготовая... И не исповедовалась. И ела, - удивилась женщина.

   -  А чтож ты все эти годы делала? И здесь сидючи? Только и делала, что готовилась да исповедовалась.

   -  Да как же! Я и не пощусь, и телевизор...

   -  Молчи уж, мать, всё я понял, - ответил лесной отшельник уходя во внутреннюю келью за Запасными Дарами.

Проводив женщину до двери, о. Пиндосий на улицу уже не вышел, я оставался внутри. Келейник затворил дверь, сказав, что сегодня старец больше не выйдет, и ушёл в свою каморку сбоку, а батюшка, посмотрев на меня, подошёл и сел рядом на полено-стул.

   -  Что? Всё вселенскими скорбями занят? - Чуть прищурился он.

   -  Да не то что... Но всё же не могу я такие истории слушать, точнее, слушать могу, а чувствовать всё это... Спроси у меня раньше: «как, почему Бог допускает такие скорби, почему столько муки и горя и среди невинных?» я б тысячу одно доказательство привёл про «как и почему», а теперь... Понимаю, что всё это балабольство какое-то...

Я глянул на батюшку, он слушал внимательно, как-будто даже с интересом и я решил продолжать, попытаться выложить всё, о чём молчалось.

   -  Читал я всю эту критику новомодную атеистическую, Докинза и прочее. Это всё тоже отчасти болтовня, эволюцию, понятно, и Бог мог запустить; а развенчивать всякие глупости, что на буквальном толковании Библии основывают, вещь вполне нормальная, и что не в динозаврах с человекообразными обезьянами проблема, хотя... это тоже камешек в мешочек всего этого скептицизма по отношению к вере и многих это соблазняет. Ведь... Земле сколько лет, и человеку, и не сразу он человеком стал, и не из Эдема изгнан, видимо... Кругом символы, а где -же настоящее?... Но опять я не о том... Дело во зле, точнее, в его окружении... И в том... что Господь медлит, ведь апостолы ещё ждали, а Он всё не идёт...

Я опять глянул на о. Пиндосия, мне показалось или и впрямь он чуть кивнул, и я продолжил: