Бремя крови

В Ворнингбелле тогда случилось ещё одно несчастье – единственную дочь погибшего сира Отто и Шау свалила с ног болезнь. Возможно, это стало тем самым толчком для матери, и она наконец смогла справиться со своим горем.

Леди Лоудбелл поднялась с постели, хотя она и потеряла в весе, её щёки ввалились, появились синяки под глазами, и казалось, она постарела лет на десять. Она постепенно приходила в форму, нашла в себе силы вновь заняться положенными правителю делами. Шау всё ещё не оставляла надежду, что Велес вернётся, отправит ей письмо, встретит людей Лоудбеллов, но после каждого из заходов солнца вера таяла.

Леди, что теперь правила Ветвью, писала Его Величеству и регенту, она просила помощи, и женщине не отказали. Для помощи в поисках Клейс Форест отправил шесть отрядов рыцарей и с два десятка Серых Братьев, чтобы помочь с управлением землями и навести порядок.

Теперь Шау старалась сконцентрироваться на дочери – Сэйру мучил кашель, жар то спадал, то возвращался, она жаловалась на головные боли и ела, только когда её заставляли.

Йарен не возвращался более к неприятной теме, леди Лоудбелл была уверена – советник рад, что разговоры про Велеса почти стихли.

Поздним вечером Шау засиделась в Большом зале, все её собеседники разошлись, стражники пытались не клевать носом, и её окружала тишина. В Ворнингбелле никогда не было настолько тихо, и это действовало на нервы. Леди сидела на возвышающемся помосте, на своём месте, и лишь изредка перелистывала страницы отчётов.

Её мать, леди Милли Лоудбелл, дальняя родственница Экрога Редгласса, ругала дочь за чрезмерную любовь к чтению по вечерам, в особенности при плохом освещении, и сейчас Шау с удовольствием бы выслушала столь раздражающие поучения матери.

Место Велеса, наследника земель Ветви, пустовало, равно как и место Сэйры – она ещё не пошла на поправку. Женщина понимала, что её мысли отвратительны, она отдавала себе отчёт, что она плохая мать, но жизнь сына волновала её больше, чем жизнь дочери. Четырёхлетняя девочка нуждалась в ней, её любили, Отто и вовсе не мог нарадоваться рождению маленькой леди, однако для Шау Велес оставался долгожданным ребёнком, самым любимым, главным даром Богов.

Леди отложила книгу, немного прошлась, чтобы разогнать кровь, и села на предназначенное для сына и наследника место. Картина перед глазами начала расплываться, она почувствовала страх, неконтролируемый и неподвластный описанию ужас. Шау ощутила запах сырости, железа и отвратительную вонь, словно Большой зал начал представлять собой уборную. Очертания колонн и отполированного пола смылись, и она увидела другое помещение.

Плохое освещение мешало ей увидеть всё, но перед её глазами появились решётки, затем каменные стены, пол, а после – глубокая миска с водой. Чьи-то руки подняли её, поднесли ко рту, и она ощутила вкус застоявшейся воды, в которой попадались куски чего-то непонятного, и леди поняла, что не хочет знать, что это.

Страх продолжал сковывать её, и с каждым мгновением она чувствовала его всё сильнее. Теперь к нему присоединилась и боль – всё тело ныло, словно она долгое время не могла распрямиться, она почувствовала, как болят обожжённые места, запястья и щиколотки, как язык во рту натыкается на брешь в зубах – кажется, не хватает трёх или четырёх.

Её не покидало чувство безысходности и желание завершить весь этот кошмар, она хотела умереть.

Леди увидела, как грязные пальцы с поломанными ногтями зашарили по полу, чувствовала холод камня, словно это были её собственные руки, увидела синяки и стёртую кожу, такие следы оставляют кандалы на жертвах палачей, но к Шау медленно приходило осознание, что она не может пошевелить ничем сама. Она смотрит лишь туда, куда её направят, тело неподвластно ей, и она не способна произнести ни звука.

Сердце матери подсказало ей, кому принадлежит тело, в котором она каким-то образом оказалась, – это был Велес.

Шау хотелось закричать, позвать его, заплакать, но рот не слушался, а слёзы из глаз так и не выступили.

Где-то скрипнула дверь, картинка дёрнулась, и она ощутила, как ударилась спиной о камень – Велес отшатнулся от звука и вжался в стену. Страх усиливался, тело задрожало, и Шау услышала голоса:

– Он хотел узнать, как твои успехи с мальчишкой и жив ли он.

Этот голос вызвал целую гамму чувств. Леди Лоудбелл ощутила нечто похожее на обиду и сомнения, правда, когда заговорил второй, страх затмил всё остальное.

– Мне есть над чем ещё поработать, если вы не возражаете. Он жив, лекари помогают ему, когда потребуется.

– Как он ведёт себя?

– Мальчишка напуган, он не перестаёт умолять убить его, но пока он больше похож на загнанного зверька, чем на душевнобольного.

– То ли ты слишком занят самоудовлетворением, Кемрин, то ли не так хорош в своём деле.

– Самоудовлетворением? Обвинять меня в непрофессионализме вы можете, сир Саттон, я лишь стремлюсь к совершенству, но считать, что я получаю от процесса какое-то удовольствие, – это слишком.

– Неужели, терзая мальчика, ты испытываешь отвращение?