Бремя Милосердия (СИ)

Тогда появился диктатор. Он объявил, что построит новое общество и новый мир. Мир, в котором не будет места преступности, распрям, церковной догме. В мире, который он задумал, действительно не было места ничему дурному. Допускалось существование только того, что правильно. Критерий правильного и дурного был прост – его определял он, новый законодатель правды. Идеал общества, нарисованный им, привлёк тогда умы многих…

Церкви старых религий горели. Прежние приоритеты рушились. И на пожарищах поднималась новая держава, обещающая своим подданным рай на земле. Слишком поздно они узнали, что это – держава боли.

Использовав в своих целях национализм шаржа, новый диктатор легко пришёл к власти в государстве, которое тогда называлось Шаржанский Каганат, а после подчинил себе весь южный Эрендер. Страны падали перед ним одна за другой… Короли снимали перед ним короны, толпы поклонялись ему, выкрикивая его имя. Никто не мог противостоять ему – говорили, взгляд его и голос наделён гипнотической силой, и он может входить в чужие мысли, подчиняя чужую волю своей. Его называли Похитителем Душ. Сюрери.

Тэйсе не мог уснуть той ночью, и до рассвета ворочался с боку на бок на жёсткой земле. Как назло, в голову лезли разные военные песни Империады, которые он знал с детства и, когда был младше, очень любил петь вместе со всеми на Триумфальном Шествии. Под конец ему вспомнился даже государственный гимн, а с ним история, почему в качестве гимна Империи утвердили мелодию старинной боевой песни таррэнских лучников. Эст-Эббер… При воспоминании о кумире Тэйсе стало совсем плохо: он ощутил себя грязным, будто его сознание было испачкано чтением книги, оскорбляющей память павшего героя войны.

Он уйдёт. Он не может притворяться единомышленником этим людям. Он должен уйти. Он вернётся в Анвер и сдастся полиции. Примет презрение брата. Отправится в ссылку. Сейчас ребята спят, и он не будет никого будить. Утром он упакует свой рюкзак и уйдёт.

Когда наступило утро, Тэйсе не ушёл. Он проснулся слишком поздно, лагерь уже начинали сворачивать. Ну как бы он стал собирать рюкзак под взглядами проснувшихся ребят? Что бы он им сказал? Как бы объяснил свои действия? Мысль о том, чтобы откровенно признаться в том отторжении и ужасе, которые вызвала у него книга, приводила его в смятение. Но его тут же отвлекли хлопоты по лагерю: нужно было собирать вещи.

– Почему мы уходим? – Спросил он у Гагжи. Парень вместо ответа молча указал на дымящееся кострище.

– Мы преступники, брат, – вместо Гагжи озвучил Большой Жёлудь, увязывавший вещмешок неподалёку. – Мы едим мясо и рыбу и греемся у огня, как это делали издревле наши предки – а не питаемся суррогатами, укрывшись в домах с фиброновым отоплением, как положено в новом мире, придуманном Чужими. Поэтому – мы преступники. И чтобы выжить, мы вынуждены скитаться, уходя от соглядатаев.

Очень скоро Тэйсе потерял всякое представление о том, где они находятся относительно реконструкторского полигона и тем паче – магистрали. Он не умел ориентироваться в лесу. Единственное, что он знал: отряд постепенно подвигался к северо-востоку. Пылающее, маревное солнце середины зимы вставало прямо за спиной на пару часов и заходило, едва продвинувшись по горизонту. Световое время становились всё короче день ото дня…

39 Йат, Анвер

Здание министерства сохранения мира высилось на площади Единения, напротив городской мэрии, серебристо посверкивая тонким шпилем иглы, венчающей массивный купол. Шпиль словно дерзал пронзить облачное анверское небо. Площадь, с её одиннадцатью фонтанами (сейчас они, конечно, не работали), с трибунами, отделанными яшмой и мрамором, являла собою одно из самых старинных и знаменитых мест города. Её история уходила во времена начала эпохи Раскола, когда Анвер был объявлен вольным городом, тогда здесь происходили собрания городской рады. Название, столь символическое и пронесённое через века, после становления Империи менять не стали. А вот бывшее здание управления безопасности претерпело изменения. Мощная, мрачная крепость, которая многие века была резиденцией тайной полиции, обрела воздушное навершие, а с ним – и новое предназначение.

В Империи были упразднены все военные и околовоенные ведомства. Службу Безопасности государства оставили, но изменили её название и формулировку основной миссии. «Слово „безопасность“ само по себе происходит от слова „опасность“, – говаривал Великий Император. – Где охрана без-опасности – там, стало быть, есть, от чего охранять, там, стало быть, опасность наличествует. Для Империи опасности нет и быть не может. У Империи нет врагов. Мир. Мир и гармония в обществе – вот единственная миссия всего служения тех, кто служит государству».