Бремя Могущества

И не только эти три дерева стояли нагими. После того как мы обследовали прилегающий участок леса — много времени это не заняло, — нам стало ясно, что могло вызвать эти жуткие опустошения: словно какое–то гигантское насекомое или гусеница прогрызла туннель в лесу, прямой, как стрела, в центре до восьми ярдов высотой и добрых двадцать шириной, протянувшийся с севера на юг и исчезавший во тьме по обе стороны. Нигде здесь не было ни малейших признаков ничего живого. А когда глаза мои различили вверху, там, где прежде была листва, слабый свет звезд, в этом слабом свете я увидел жуткую картину: везде, куда ни глянь, примерно на высоте восьми ярдов повисли, словно срезанные гигантским ножом, одни только кроны. А стволов внизу не было! Картина была — абсурднее некуда и вызывала у меня один лишь ужас.

— Что здесь могло произойти? — в страхе шептал я. — Боже мой, Говард, чем же нужно быть, чтобы натворить здесь такое?

— Не могу этого сказать, — пробормотал Говард. Голос его звучал напряженно, казалось, ему приходится сдерживать себя из последних сил. — Знаю только, что мне очень не хотелось бы повстречаться с тем, кто это натворил. — Вздохнув, он присел на корточки и принялся разрывать землю. Когда он поднял руку, раскисшая земля, словно жидкая каша или слизь потекла у него между пальцев.

— Мертва, — прошептал он. — Земля мертва, Роберт. Здесь не осталось ничего живого. Абсолютно ничего.

— Да нет, — тихо возразил я. — Кое–что все же продолжает жить, Говард. Нечто, которое все это сделало.

Говард некоторое время широко раскрытыми от ужаса глазами смотрел на меня, потом отер руки о штанины и посмотрел на север.

— Оно направлялось к морю.

— Или же наоборот — выползло оттуда.

Он не ответил, но наверняка в душе согласился со мной. Мы оба очень хорошо могли представить себе весь этот ужас: искаженные тени, могущие принадлежать лишь чудовищам, которые выбирались из трещины, расколовшей Измерение, вытекая из нее, словно поток темного гноя из раны, и исчезали в море…

— Пошли, — вдруг приказал он. — Отсюда надо уходить и как можно быстрее.

Мы молча поспешили назад к нашей повозке. Миссис Уинден встретила нас вопрошающим взглядом, но, как ни странно, не ударилась в расспросы, поняв по нашему виду, что ни он, ни я к разъяснениям и разговорам не расположены, а подхлестнула лошадей. Но когда мы проезжали через эту искусственную прогалину, я чувствовал ее страх.

Лошади забеспокоились еще сильнее, и вскоре Говард снова взялся за поводья, однако утихомирить их ему никак не удавалось и даже пришлось пару раз огреть кнутом, чтобы заставить двигаться дальше.

А десять минут спустя поездка наша вообще закончилась. Повозка, тяжело перевалившись через какой–то камень, проехала чуть вперед и окончательно увязла. Все это было очень и очень прозаично: просто колеса по самую ступицу погрузились в грязь и опускались все глубже и глубже, потом повозка с каким–то странным присвистом осела и теперь уже чуть ли не плавала в жидкой грязи. Сели мы намертво, точно это была не размытая дождями земля, а бетон.

Говард продолжал яростно хлестать лошадей, пока я не забрал у него кнут.

— Какой смысл, Говард? Мы увязли и никуда теперь отсюда не двинемся.

Секунду он гневно смотрел на меня, словно это я во всем был виноват, потом вдруг как–то сник, пожал плечами и опустил голову. Я видел, как руки его сжались в кулаки.

— Проклятье! Только этого нам не хватало! Слишком уж все было бы прекрасно, если бы вдруг нам ни с того ни с сего чуточку повезло, — рычал он. — А теперь, пожалуйте — на своих двоих!

— Не совсем. — Я показал на лошадей. — Рольф и миссис Уинден могут ехать верхом. — Я даже попытался улыбнуться. — Хорошо хоть, что нам не придется нести их на закорках.

Но все мои попытки хоть как–то успокоить его, казалось, наоборот, лишь еще больше его бесили. Вскочив, он собрался спрыгнуть на землю, но вовремя опомнился, сообразив, что под ним не твердая земля, а каша, в которой он тут же увязнет по колено. Раздраженно ворча, Говард повернулся, потом, протиснувшись между мной и миссис Уинден, нагнулся сначала к Рольфу, а затем обратился к нашему пленнику:

— Вот что, уважаемый. Вы уж не прикидывайтесь, что вы без чувств, и не рассчитывайте, что мы по этой причине оставим вас здесь, — проворчал он.

Эти слова мгновенно возымели действие. Человек открыл глаза и даже попытался сесть, но Говард бесцеремонно пихнул его назад. Я не переставал удивляться. Я всегда знал Говарда как человека весьма благовоспитанного (пусть даже слегка суетливого), но чтобы он при мне проявил себя по отношению к кому–нибудь как человек невежливый и вел себя по–хамски, такого я припомнить не мог.