Бремя раздора

Заместитель Ниллса раздражал лорда Холдбиста – нервничая, он начинал повышать голос и подвизгивать – это было неприятно слуху правителя Династии. Неужели Экрог не мог найти себе более достойного помощника? Если уж он не боялся совершать глупости и рисковать, следовало бы в первую очередь подумать об окружении и найти достойных доверия, тех, что были бы более компетентны.

Но сколь бы Рогор ни храбрился, он понимал, что уже не юн, чтобы долго переносить тяготы, что выбраться ему поможет лишь разговор с более влиятельными людьми, а подкупать Ватча – гиблое дело, он пробовал, и уже не раз. Неподкупность Ниллса не вызывала в Холдбисте подобного негодования. Бывший пес Редгласса был спокоен, уверен в себе, его лицо не выражало никаких эмоций при разговоре. Он говорил размеренно, имел приятный голос и совершенно обыкновенное, ничем не примечательное и совершенно незапоминающееся лицо. С таким человеком, как Ниллс, было невозможно понять, куда давить, почему он так верен и что он сделает в следующий момент.

Когда Рогор имел удовольствие оставаться с Ниллсом в одном помещении более чем на четверть часа, слуга Экрога вел себя достойно и старался вести светскую беседу. Рогор побаивался, что один из подобных разговоров вдруг закончится его собственной смертью, а он и не поймет, как это случилось. Ниллс всегда был серьезен – когда шутил и когда угрожал, и, наверное, во время пыток или любовных утех он сохранял ту же маску, – с таким человеком было опасно связываться.

У Ватча же на лице было написано все. Хуже того, он получал удовольствие от причинения неудобств и боли. Он упивался тем, что может безнаказанно терзать лорда, и, вероятно, даже не думал в те моменты о своей первостепенной задаче.

– Я хочу переговорить с милордом Экрогом. С тобой мне обсуждать больше нечего.

Слуга Редгласса опешил от слов пленника. Рогор, несмотря на свою печальную участь, почувствовал удовлетворение.

Черты, присущие всем Холдбистам, даже сейчас были все еще крепки в правители Династии. Когда Ватч позвал стражников и Рогора соизволили отпустить, лорд постарался встать и как можно более гордо прошествовать из допросной в свою камеру. Задуманное получилось не так хорошо, как планировалось, – через пять шагов лорд более не мог сдерживать приступы боли и был вынужден опереться на стену, а после и на руку добросердечного солдата.

В следующий раз, когда Ватч вновь пришел к нему, лорд Холдбист опять отказался с ним разговаривать и идти куда-либо, кроме Большого или Малого зала для беседы с Редглассом.

– Ты неинтересен мне, юноша. Твои речи однообразны, угрозы смешны, пытки давно устарели, а твой голос пробуждает во мне скорее отвращение и смех, нежели страх. Я давал тебе много шансов, но более я не намерен тратить на тебя свое время. Если милорд Экрог желает, пусть переговорит со мной лично. И передайте ему мои слова – лордов, тем более старых друзей, чья вина не доказана и не будет доказана ввиду несовершения ими никаких преступлений, не принято содержать в подобных условиях. Даже осужденных на смерть лордов обеспечивают более комфортным местом.

– Вы там, где заслуживаете быть!

– Я не просил вас отвечать. Идите. Идите же, юноша! Вы утомляете меня пуще неволи!

Ватч удалился, и настроение Рогора приподнялось на целый день.

Сказать, через какой промежуток времени Экрог решил принять пленника, Рогор не мог, однако был рад возможности оказаться в теплом зале. Для него не соизволили выделить кресло, но скамьи пустовали, и никто не остановил его, когда северянин направился к одной из них и расположился.

Хозяин Миррорхолла сидел на своем месте на возвышении. Его поза выдавала напряжение, выпрямленная спина и переплетенные пальцы свидетельствовали о том, что Редгласс чувствовал себя некомфортно.

Что ж, может, это и к лучшему.

– Вы хотели переговорить со мной лично, милорд Рогор?

– Вам верно доложили, милорд Экрог. – Рогор никак не мог устроиться так, чтобы его тело хоть немного отдохнуло и перестало ныть. – К чему все это? Вы казались мне умным человеком, наши беседы всегда были интересны нам обоим, и среди лордов я считал лишь вас равным мне. Вы же решили испортить все одним-единственным поступком. Ваш ли был приказ истязать правителя Великой Династии, словно безродного предателя, или это инициатива Ватча?

– Моя.

Экрог не пожелал врать. Он и правда не в себе.

– Мне нужна информация, которой вы обладаете. Вы не желали отдавать мальчишку, что принадлежит мне, и потому я был вынужден прибегнуть к любым доступным методам воздействия. Я бы ни в коем случае не поступил так с вами, но вы обманули мое доверие, вы предали мое уважение, и я не могу приятельствовать с человеком, способным на подобное. Но в память о наших теплых соседских взаимоотношениях я позволю вам сознаться сейчас. Здесь, где мы одни, в Большом зале, а не в камере, среди душегубцев и палачей.