Бремя раздора

– Ты хотел сказать «с должным страхом», верно? О да, никто не хочет воспринимать молодого регента всерьез. Кто я для них? Четвертый ребенок, третий сын лорда Мертора Фореста, который занял место наставника и советника юного короля лишь из-за дружбы с Гийером? Я глупец, что сидит в Санфелле, трясет перед их лицами кулаком и ничего более не может?

– Я не думаю, что лорды не воспринимают всерьез регента, Клейс. Сейчас у всех есть свои ссоры, свои взаимоотношения, и они хотят поставить в них точку. Быть может, не все воребы долетели до замков…

– Мои послания были отправлены в каждый замок, каждому лорду, даже тем, у кого из поданных два десятка человек да три овцы! Мои послания отправились к лордам всех Великих Династий, даже к Райану, хоть мы и поддерживаем непрерывную связь и он узнает о моих решениях одним из первых. Нет, Тордж, знатные правители посчитали, что я не могу никак навредить им!

– И ты намерен это теперь исправить? Продемонстрировать свою силу?

– Не зря тебя прозвали Проницательным, друг. Именно это я и собираюсь сделать. Время для пустых слов прошло. Они не хотели слушать меня и делать так, как положено, теперь я объясню им по-другому.

– Позволь поинтересоваться, как именно?

– Указ. Теперь любой, кто вступит в это противостояние, несмотря на его принадлежность к какому-либо роду, даже если это единственный представитель Великой Династии, будет признан виновным в измене короне и над ним совершится правосудие. Разумеется, я отзову рыцарей у Холдбистов. И Холдбисты, и Бладсворды на ближайшие пять лет лишаются привилегии обучать детей у рыцарей, участвовать в турнирах и получать советников Его Величества при необходимости. Любой лорд, что возжелает оказать какую-либо помощь участвующим в войне лордам, также лишится рыцарей и всех лекарей, Гроссмейстеров и других мудрецов, что были присланы им в помощь от имени короны. Если Холдбисты и Бладсворды не отступят, я отправлю свое войско и закончу эту войну раз и навсегда.

– Но что делать с Династиями и Ветвями, если у них не станет лордов?

– Я придумаю. Давно пора посадить бастардов или знатных леди править, быть может, им хватит ума не игнорировать мои приказы.

– Жесткие указы ты хочешь издать. Но я понимаю тебя. Думаю, ты прав.

– Не могут понять слово, должны понять силу. Не поймут – заменю теми, кто понимает. А теперь помоги мне сформулировать так, чтобы это не было похоже на проклятия, но при этом мои слова дошли до каждого болвана.

– У тебя трясутся руки, может, лучше писать мне?

– О, не переживай, друг, на письме это никак не отразится. Последний год был тяжелым.

Клейс придвинул пергамент, обмакнул перо и начал выводить аккуратные буквы.

Рогор

В Ферстленде творилось невообразимое – война Династий, бунты, повсюду ходили слухи о возвращении Культа Первых, зверье впадало в бешенство и нападало на своих хозяев. Казалось, что со смертью короля все разом лишились ума, и лорд Экрог Редгласс был тому прямым доказательством.

Сосед, что ранее проявлял себя с лучшей стороны, по необъяснимой причине не только пожелал помешать Рогору возвратиться домой, но пленил его и перебил весь сопровождавший северянина отряд. Экрог шантажировал Рогора, отправил его в камеру и лишь спустя долгие дни решил наконец побеседовать.

После странного разговора, в котором лорда Холдбиста обвиняли в том, чего он не совершал, Экрог снова отправил старого приятеля в холодную и сырую камеру. Многие дни в карете, душевные прогулки с регентом, а после – похищение и поездка в ставшем столь ненавистным седле окончательно подкосили здоровье правителя Великой Династии. Его швыряли, как щенка, к ногам человека, чьи земли полезны лишь безопасностью во время путешествий.

Мерзавец Редгласс вел себя подобно королю, распоряжался чужими судьбами и относился к Рогору хуже, чем к простому народу, с неуважением и грубостью, за которые впоследствии мог очень дорого заплатить.

Лорд Холдбист не общался все это время ни с одной живой душой. Дни шли. А может, проходили циклы? Одиночество не пугало его ранее, но теперь начало очень утомлять и нервировать.

В темном подвале Рогору нечем было согреться, нечего было делать, и почти все время он находил утешение во сне. Без смены дня и ночи, без осознания, что сейчас происходит вокруг, он чувствовал, что теряет рассудок. Боль в суставах не оставляла его и с каждым днем мучила все больше. Лекарей, разумеется, к нему присылали – Экрог, хоть и оказался болваном, не хотел, чтобы пленник вскоре скончался в камере тюрьмы, – однако они приходили редко, их травы и настои помогали пережить боль, но не заглушали ее, а губительную сырость и холод никто и не думал устранять.

Скорее всего, мастера лечения приходили лишь убедиться, что их подопечный доживет до очередного сеанса допроса.