Брежнев

Леонид Ильич, отстрелявшись в очередной раз, не глядя протягивал пустое, еще дымящееся ружье порученцу и принимал от него новое, уже заряженное. А бедные фазаны, которых до этого прикармливали несколько дней, все продолжали волнами лететь в сторону охотников.

Эта бойня, которая и по сей день стоит у меня перед глазами, прекратилась лишь с наступлением темноты».

На обратном пути Янош Кадар опять завел разговор на серьезные темы.

«Брежнев не спорил, — отметил Крючков, — хотя конкретных ответов не давал, отделывался обещаниями вернуться к этим вопросам в будущем. Мысль его, по-моему, все еще вертелась вокруг недавней охоты, приятные впечатления от которой он не хотел портить никакими серьезными разговорами».

В Завидове кабанов неделю в одно и то же время прикармливали картошкой. Они привыкали и подходили к помосту на двадцать пять — тридцать метров. Так что промахнуться было невозможно. Но старший егерь на всякий случай стрелял одновременно с Брежневым. Так что без добычи не возвращались. Такой метод охоты вызывал насмешки, кто-то с издевкой говорил, что проще прогуляться на колхозную свиноферму и подстрелить пару свиней. Иногда на охоте случались опасные ситуации, когда раненый кабан бросался на охотников. Но рядом были егерь и личная охрана генерального. Добивать кабанов на всякий случай ходили с автоматами.

За охотничьим оружием Брежнева ухаживали личные охранники — четыре человека.

В минуту откровенности Леонид Ильич сказал Александрову-Агентову:

— Знаешь, Андрей, все-таки, оценивая пройденный путь, я прихожу к выводу, что лучший пост из тех, что мне пришлось занимать, — это пост секретаря обкома партии. И сделать можно больше, и в то же время сам видишь реальную обстановку и результаты своей работы. Можешь регулярно бывать на заводах, в полях, общаться со многими людьми, чувствовать их настроение. А здесь, в Кремле, сидишь и видишь мир сквозь бумаги, которые кладут на стол.

Он так и не стал крупным политиком. Он не был рожден для государственной деятельности и не обладал качествами, необходимыми для руководителя страны. И сам понимал свой уровень областного руководителя. Поэтому был крайне осторожен, нуждался в советах и постоянно колебался. Важнейшей задачей было завоевание и удержание власти. Вот этим искусством он владел.

В начале 1970-х Брежнев, почувствовав себя достаточно уверенно, начал менять партийное руководство на местах.

Настала очередь первого секретаря ЦК компартии Грузии Василия Павловича Мжаванадзе. Хрущев его ценил — даже в 1963 году хотел его перевести в Москву и сделать секретарем ЦК КПСС, курирующим Вооруженные силы, но Мжаванадзе попросил оставить его в Тбилиси.

Желание сменить первого секретаря в Грузии созревало у Брежнева постепенно.

Василий Павлович Мжаванадзе родился в Кутаиси, но в двадцать два года уехал из Грузии, потому что пошел служить в армию. Вернулся он на родину только через тридцать лет.

Мжаванадзе стал профессиональным армейским политработником, в 1937 году окончил Ленинградскую военно-политическую академию, был членом военных советов разных армий, войну закончил в звании генерал-лейтенанта.

После войны служил в Харьковском, Киевском, Прикарпатском военных округах. В Киеве он и познакомился с Хрущевым, который после войны работал на Украине. Никита Сергеевич вспомнил о нем, когда после смерти Сталина и ареста Берии стали подыскивать первого секретаря для Грузии.

Хрущев не знал грузинские кадры, боялся, что там еще остались люди Берии. Ему нужен был человек, которому он мог доверять. Мжаванадзе, правда, не знал, что происходит в республике, не имел опыта хозяйственной работы. Но Хрущева его кандидатура устроила — надежный человек, грузин, а то, что давно утратил связи с республикой и чужой для местной элиты, так это только хорошо — будет ориентироваться на Москву.

Василий Павлович с годами ощутил себя полным хозяином в Грузии, что стало благодатной почвой для массовой коррупции в республиканском аппарате.

Забыв о том, что карьерой он целиком и полностью обязан Хрущеву, Василий Павлович в 1964 году принял деятельное участие в подготовке свержения своего благодетеля. Не только сам горячо поддержал идею убрать Хрущева, но и агитировал против него других видных партийных секретарей.

Теперь уже Брежнев был в долгу у Мжаванадзе, и это продлило его годы у власти.

В конце ноября 1970 года в Ереван — отметить пятидесятилетие образования Советской Армении — приехали все первые секретари национальных республик. Приехал и Брежнев. Вечером собрались вместе поужинать. Новый первый секретарь ЦК компартии Азербайджана Гейдар Алиев, произнося тост, сказал:

— Закавказские республики живут дружно, поддерживают друг друга. Наш аксакал Василий Павлович Мжаванадзе нас направляет, мы с ним советуемся по всем вопросам.

Слова об «аксакале» все восприняли как шутку — кроме Брежнева, который насторожился и завел разговор об опасности групповщины и национальной обособленности. Петр Шелест считал, что именно тогда Брежнев поставил в личном деле Мжаванадзе жирный минус.