А потом я его увидела. Я узнала его не сразу, но, приглядевшись, поняла: мужчина в сером спортивном костюме, который сидит с закрытыми глазами на темно-красном коврике в первом ряду, это не кто иной, как Джордж из «Гринлайт продакшнз». То есть я думала, что это он, но не была уверена на сто процентов, так как с моего места были видны только лысая макушка и часть щеки, но потом я разглядела на коврике очки и новенький ай-фон и поняла, что не ошиблась.
Мы уже выходили из зала, а я никак не могла решить, поздороваться с ним или нет, но потом подумала, что мы с Джорджем – или наши сущности – только что тесно общались на высшем астральном уровне, так почему бы и нет? И я сказала:
– Привет, Джордж.
Он надел очки и подозрительно посмотрел на меня, словно боялся, что я попытаюсь навязать ему очередной сценарий прямо здесь.
– Это я, помните? – сказала я, широко улыбаясь. – «Увенчанный листвою винограда», помните?
– Что? Ах да, конечно! Привет.
– А я и не знала, что вы увлекаетесь медитацией.
– Увлекся. С кинобизнесом покончено. «Гринлайт продакшнз» гонится только за прибылью. Во главу угла поставлен коммерческий успех. Высокое искусство никого не интересует. С одной стороны – золотой телец, с другой – серпентарий, змеиное гнездо. Там я буквально деградировал, зато теперь… Одну минуточку. – Джордж тщательно проверил наличие сообщений на своем ай-фоне. – Прошу прощения, но мне нужно успеть на самолет. Лечу в Лахор, буду целый месяц жить в ашраме[102]
. Ну, пока, приятно было повидаться!..– Эй, постойте!..
– Что? – Он нетерпеливо обернулся.
– Вы уверены, что ваш ашрам находится не в Ле-Туке?
Джордж рассмеялся (похоже, что он только сейчас вспомнил, кто я такая), и мы довольно крепко обнялись. Потом он сказал «намасте»[103]
своим рокочущим продюсерским баритоном и, шутливо подмигнув, бросился от меня полубегом, на ходу проверяя ай-фон, а я подумала, что Джордж из «Гринлайт продакшнз» мне, пожалуй, нравится.Несмотря ни на что.
26 ноября 2013, вторник
– Привет!
Я ожидала довольно прохладного ответа, но Николетт очень долго молчала, глядя на меня во все глаза и прижимая к груди стаканчик с чаем, словно боялась, что я его отниму.
– У меня новая сумочка… От… от «Эрме», – пролепетала она, свободной рукой показывая на свою гигантскую торбу. Потом ее плечи вдруг затряслись.
– Двойной-капучино-без-сахара-сдачи-не-надо, – отбарабанила я, когда подошла моя очередь, и, суя кассирше пятерку, подумала: «Если нервный срыв случился с Николетт именно сейчас, значит, так тому и быть. Обычное дело, в общем-то… Такое может случиться с каждым – скорлупа трескается, и готово!»
– Идем вниз, – сказала я, неловко похлопав Николетт по плечу. В нижнем зале никого не было, и мы могли говорить без помех.
– У меня новая сумочка, – повторила Николетт, когда мы сели за столик. – Вот чек…
Я уставилась на чек, который она достала из кармана.
– Ну и что?
– Мой муж купил ее мне во Франкфурте. В аэропорту.
– Это очень мило с его стороны. Очень красивая сумочка, – солгала я. Сумка на самом деле была кошмарная – огромная, как мешок, и во все стороны торчат ремешки, пряжки, ручки, какая-то бахрома.
– Посмотри на чек, – сказала Николетт. – Там указано… Он на
Я посмотрела. Действительно, в чеке было указано два предмета одинаковой стоимости. Ну и что?
– Наверное, это просто ошибка, – сказала я. – Попробуй позвонить в магазин, они обязаны вернуть деньги.
Но Николетт покачала головой:
– Это не ошибка. Я… я знаю, кто она. Я ей звонила. Это продолжается уже почти восемь месяцев, и… Он купил ей точно такую же сумочку. – Ее лицо страдальчески сморщилось. – Подарок… Это был подарок. И он купил точно такую же сумочку
Вернувшись домой, я первым делом полезла проверять электронную почту.