Бриг «Меркурий»

- Сашенька, у нас украли «Бриг «Меркурий», - вдруг пронзил её тихий голос отца. В глазах его стояли слезы. Он утер их дрожащей рукой. Но это не помогло - и тощие капли медленно поползли по его пожелтевшим щекам.

У неё сжало горло.

- Это я… Папа, не волнуйся, пожалуйста, это я его взяла.

- Ты? - Отец вдруг широко открыл глаза. - Ты взяла Айвазовского? Зачем?!

- Папа, ты прости меня. Так надо было. Очень надо было…

Ты взяла Айвазовского, - ошарашенно повторил отец. - Почему?

Александра поняла, что придется говорить правду. Она посмотрела в окно, словно ища там готовый ответ. Но за окном было тихо и душно.

- Андрей попал в беду… Это был единственный выход, - наконец произнесла она.

Она ждала чего угодно, но такой страшной вспышки гнева представить себе не могла.

- Ты отдала «Бриг» этому проходимцу? Этому грязному наркоману! - Отец сотряс кулаком воздух, словно пытаясь немощной рукой достать молодого наглого противника.

- Он не наркоман, - в бесполезном отчаянии защитилась Александра.

- Вон отсюда, вон! - орал отец.

Но она сидела как пригвожденная.

- Будь ты проклята! - вдруг вскрикнул он.

Она встала и как во сне вышла из палаты. Дверь за ней тихо скрипнула…

…Казалось, все двери захлопнулись теперь за ней - и выхода не было. И, как всегда в таких случаях, она прибегла к хорошо знакомому средству: постаралась отключить мозги.

Переодевшись в широкий махровый гостиничный халат, она задвинула тяжелые глухие шторы, выключила все телефоны и попросила оператора гостиницы не соединять с её номером. Затем включила телевизор и уселась перед экраном. Шли часы. Безумные триллеры сменялись ток-шоу, потом снова мелькали какие-то фильмы, сериалы, новости, стрельба, опять сериалы. Она смотрела и не видела, пялилась перед собой и даже толком понять не могла, что же это такое ей показывают. Перед её глазами плакали, клялись, предавали, истекали кровью - но все это происходило так явно не по-настоящему, так очевидно понарошку, что абсолютно не проникало в душу. Она не испытывала никаких эмоций и, казалось, больше никогда испытывать их уже не будет. Её больше ничто не беспокоило. Ей не было ни грустно, ни весело. Она будто перестала на время существовать, слившись с происходящей на экране белибердой.

Наконец она почувствовала, что смертельно устала, что дальше смотреть невмоготу и глаза нестерпимо болели от экрана. Она медленно выбралась из кресла, выключила телевизор, легла лицом вниз на кровать и забылась сном.

Проспала она долго и без сновидений. Открыв глаза, она уставилась в потолок, слушая едва пробивающиеся сквозь солидные стеклопакеты шумы неуемной Москвы. Она не знала, который был час, да и знать ей не хотелось. В дверь постучали. Только теперь она поняла, что проснулась именно от стука. Тут же на тумбочке зазвонил телефон.

- Вам цветы прислали. Можно доставить в ваш номер? - спросил женский голос.

- Да, конечно, - спохватилась она. - Я сейчас открою.

Отыскав халат, она поспешила к двери.

В номер вплыл чудовищный букет лилий, моментально наполнив пространство благоуханием. Александра мельком взглянула на карточку. «Как это он догадался», - с досадой подумала она. Лилии были её любимые цветы.

- Разрешите? - посыльный кивнул на дверь в туалетную комнату.

- Да, конечно. - Она посторонилась.

Парень наполнил водой принесенную с собой огромную вазу и водрузил это великолепие на стол. Она сунула посыльному чаевые и проводила его взглядом. Дорогая дверь красного дерева закрылась за ним бесшумно. Александра оглянулась. Цветы неуловимо изменили номер, преобразили пространство, вмешавшись в её одиночество.

Она посмотрела на темно-зеленые занавеси, на теплые золотистые стены и на блюдо с фруктами, роскошной грудой возлежащее на журнальном столике. Лилии и апельсины с виноградом на кадмиево-охристом фоне - не номер, а натюрморт старых голландцев. Александра вдруг поняла, что очень хочет есть. Подойдя к окну, она резким движением раздвинула шторы. За окном стояла ночь. Подъезд гостиницы был ярко освещен, но дальше, всего в нескольких десятках метров, темнота брала своё, струилась многими оттенками серого, лунного, серебристого - благо ещё ни один творец не испытывал недостатка в оттенках черного.

Ей страшно захотелось вон из натюрморта - отправиться бродить бесцельно по этому великому, родному, единственному городу. Захотелось долго-долго идти по безлюдной темной морозной улице, а потом заскочить в какую-нибудь ярко освещенную кафешку и выпить горячего чая с лимоном и с какой-нибудь сладкой свежей булкой.

Ей хотелось жить, наслаждаться ощущением молодости и силы. Хотелось побеждать.

И ещё она поняла, что ей больше не надо вспоминать то лицо. Теперь оно не заслоняло её жизнь страшным пятном мрака. Лицо того человека ссохлось, состарилось, сморщилось, и сейчас Александра помнила его до мельчайших морщинок. Но больше темный человек был для неё не опасен. И от осознания своёй свободы Александра вдруг счастливо вздохнула всей грудью.

ГЛАВА 22

«Окна»

- Где вы? - спросил он с ходу.

- Стою на Таганской площади, - деловито ответила она.