Бригантина, 66

Монахи чаек отнюдь не приваживали, даже терпеть их не могли. Но их обильно прикармливали богомольцы, и чайки расплодились необыкновенно, словно голуби на городских площадях. Они избрали местом гнездовья монастырский двор и строго поделили всю его территорию на куски около одного квадратного метра каждый. Это происходило по описаниям так: «Две чайки берут в клювы по небольшой щепке, становятся одна перед другою и бросают щепки прямо перед собой. Третья чайка в качестве свидетеля стоит в стороне. Потом две делящиеся начинают, не сходя с места, кричать и бормотать по-своему и, вдруг замолчав, схватываются носами и тянутся в разные стороны. Этим оканчиваются условия, и с тех пор каждая знает границы своего участка. За нарушение границы даже птенца заклевывали насмерть».

Монахи, которым чайки, видно, прямо-таки осточертели, завели специально для борьбы с ними большое количество лисиц. Но чайки выклевали лисицам глаза. На зиму чайки улетали уже и тогда, а на смену им прилетали большие стаи ворон. Видели мы на севере и черных воронов.

В правление того же настоятеля Филиппа на остров завезены были лапландские олени, которые размножились. На них в последующее время велась охота. Есть олени на острове и сейчас. Говорят, их около шести десятков. Но они очень страдают от одичавших собак, которые ведут на них гон и загоняют насмерть. Поэтому теперь первое дело для сохранения поголовья оленей — это борьба с собаками.

Много в районе Соловецкого архипелага и морского зверя: тюленя, нерпы и морского зайца. Много белуги или белухи — огромного млечного дельфина. Сам он белый, а детеныши у него черные. У обычного же тюленя и нерпы, наоборот, малыши гораздо светлее, их и называют бельками. Изредка заходили в Белое море акулы и касатки. По сведениям Б. Г. Островского, никогда не заходили киты. Но послушаем, что говорит древний Летописец, описывающий события день за днем: «У самого Соловецкого острова в 1798 году был пойман кит в тринадцать сажень длиной^ которого затерло льдом. Из него вытопили 1300 пудов сала». Вероятно, это был единственный за всю мировую историю кит, сало которого целиком пошло на церковные свечи.

Озера — главное украшение острова. Идешь по прямехонькой дороге на Муксальму или на Секирную гору — и открываются по обе стороны большие и малые водоемы, окаймленные лесом и холмистыми берегами один другого краше, с островками, камышом и кувшинками. Сверху это прямо какое-то кружево из воды и земли. Над озерами в большом количестве тянутся утки разных пород и дикие гуси, а то и лебеди. По воде плавают выводки. На озерах много чаек и куликов. Хватает в них и рыбы, в основном окуней. Об этом знают и моряки заходящих на Соловки судов. Как только выдастся свободный час, они бегут на рыбалку и непременно приносят себе на «пресноводную уху». Реже попадаются плотва, язь и форель. Много щуки, одна из них клюнула на большого червяка, а может быть, и на только что попавшегося окунька и оторвала у меня леску вместе с поплавком. Долго еще видел я в бинокль, как мой поплавок, то всплывая, то исчезая, метался по всему озеру.

Не только история нашла своих энтузиастов среди нынешних островитян. На хуторе Горки, в четырех километрах от монастыря, там, где была прежде дача архимандритов (здание существует и теперь), трудятся не покладая рук юные мичуринцы, соловецкие школьники. Это опытная станция акклиматизации растений. Работой руководят педагоги Соловецкой школы. Более же всего занимается ею одна из них — Мария Ивановна Андреева. Мы не могли познакомиться с нею лично — она была в отпуске. Но следы ее неустанной деятельности видны во всем. Ребята говорят о ней с любовью, а товарищи по работе с искренним уважением. Ею создан и музей при школе-интернате, в котором отражена работа по акклиматизации. Вся работа тщательно фиксируется, и по записям можно судить, что она является уже не учебной, а подлинно научной.

Конечно, по размаху этой скромной станции юннатов далеко до той работы, которую вели себе на потребу монахи, «эти своеобразно пристроившиеся русские крестьяне» (Пришвин), «земледельцы в рясах» (Немирович-Данченко). Ведь монастырский огород занимал свыше сорока десятин земли, а у школьников обработано несколько соток да около 3. гектаров под садом. У монахов здесь были печи с подземными трубопроводами, а в оранжереях вызревали арбузы, дыни, огурцы и даже персики. У школьников же всего-навсего два парника. В свое время архимандриты получали саженцы и семена из-за границы. До сих пор цветет шиповник «гималайская роза» и плодоносит вишня-антинка, которые некогда подарил монастырю тибетский далай-лама.