Бригантина, 66

Мы едем к археологам, и тени прошлого обступают нас, и сама дорога, кажется, ведет нас в дебри истории.

Чудится, то не пыль, а прах разноязычных завоевателей, топтавших эту многострадальную землю, разносит горячий ветер, и слышишь, как эхом в придорожных холмах бьется посвист татарина и стелется по оврагам, затухая в изглоданном бурьяне, топот монгольской конницы, сеявшей смерть.

Но вот пробежал состав, груженный нефтью; застыла, преградив нашему «газику» путь, отара; черномазый чабан привычным жестом поднес руку к подслеповатым глазам, сверяя часы; и призраки отступили.

…Вдоль шоссе приметами ушедшей жизни стоят караван-сараи — средневековые «гостиницы». За их надежными стенами укрывались от разбойников мирные купцы. Рядом овданы, крытые колодцы со ступеньками, вырубленные в толщах известняка. В караван-сараях останавливаются геологи, разведчики нефти, а ключевой водой из овданов шоферы остужают моторы разгоряченных машин.

Километрах в шестидесяти от Ваку, у станции Дуванны, на той же древней дороге скала с латинской надписью. С трудом разбираем полустершиеся письмена: тракторист, разворачивая тяжелую машину, «примял» надпись, выскобленную римлянином 19 веков назад. Надпись повествует о том, что сюда во времена императора Домициана добрались римские завоеватели — у подножия горы Беюк-даш в конце I века стоял сторожевой пост XII легиона — «Молниеносного». Это самая восточная в мире надпись тщеславных римских завоевателей.

Миновав легендарную скалу, въезжаем на территорию заповедного Кобыстана. Задыхаясь на подъемах, машина сбавляет ход, и нас сразу окутывает облако раскаленной известковой пыли.

Предгорье вдоль и поперек изрезано разливами высыхающей летом реки.

— Это и есть знаменитые «кобы» — овраги. Они-то и дали название краю, — говорит Зелик Иосифович Ямпольский, историк, наш проводник в «страну мертвых»^[2].

Ни деревца. Солончаки да полынь. И вдруг в отдалении открылись горы. Плосковерхие, неприступные, поражающие крутизной своих обрывов. Острова исчезнувшего моря… Горы и причудливые нагромождения обвалившихся скал сразу скрасили однообразие пустыни.

Камень — лучшая бумага для письма, отправляемого в будущее. Такие письмена из прошлого— наскальные изображения — найдены азербайджанскими археологами в Кобыстане у подножия гор Беюкдаш, Джингирдаг и Кичикдаш. Убежища первобытного человека под навесами скал, рисунки, наносившиеся на камни на протяжении тысячелетий, придорожная латинская надпись I века, тамги, кресты, молитвенные знаки мусульман, пиры — архаические азербайджанские святилища, возникшие в местах скопления наскальных изображений, и, наконец, «охранные грамоты», высеченные на скалах в середине XX века Академией наук Азербайджанской ССР — все эти зарубки, меты истории, сделали Кобыстан уникальным музеем природы и человека — «от сотворения мира до наших дней».

Машина прыгает по бездорожью, Зелик Иосифович «начиняет» нас исторической информацией, марево струится над выжженной землей, и нам начинает казаться, что даже шоферу приходится преодолевать барьеры веков, потому и трясет!

Замаячила гора Джингирдаг. Еще недавно она почиталась местными жителями как святилище. Сюда с дарами приходили верующие — и мусульмане и христиане, — чтобы вымолить у языческих богов исцеление от болезней. У подножия горы — холм Язылы, что значит в переводе на русский Писаницы. Отсюда начали в 1947 году историки многолетнюю экспедицию в глубину веков. И мы делаем первый большой привал у холма Язылы.

Встреча с рисунками в горах рождает необъяснимое чувство победы над временем. Кажется, тысячелетия расступились, и ты стал участником, свидетелем происходившего.

Вот человечек — две палочки крест-накрест — ведет двух верблюдов. Караван.

Мужчина держит серп, и рядом растет просо. Жатва.

Охотник с копьем в поднятой руке… Волк поджал хвост — его догоняет собака. Сцены охоты.

И тут же арба, и единорог удивленно разглядывает крадущихся львов.

Лодки. Лодки, плывущие в пустыне.

Откуда они?!

Непонятные значки и знаки, похожие на загадочные письмена, чьи-то откровения, мысли о мире, мифы, вверенные камню.

Рассказываем Зелику Иосифовичу о наших открытиях, отстаиваем моментальные гипотезы и объяснения, до крика спорим, а он улыбается ядовито, довольный. Все это он уже столько раз слышал и сам кричал до хрипоты в горле — и это повторяется со всеми, кто приезжает в заговорившую пустыню.

Неприметным островком среди моря обвалившихся скал возвышается груда каменных плит — уникальный памятник глухой старины, центр, где совершали магические обряды первобытные охотники. Это «гавал-чалан даш», «камень-бубен», или, как называют его историки, «кобыстанская филармония». Молча Зелик Иосифович берет увесистый камень и начинает постукивать по стесанному краю каменной плиты. Плита вдруг отзывается металлическим звоном, в котором мы угадываем ритмы танца.

— Та-та-там, — глухо выговаривает каменный бубен. И мы замечаем, что Зелик Иосифович отдаляется от нас.