Бригантина, 66

— Вот уже и времени жить мне осталось немного, — сказал как-то Исак Мамедович Джафар-заде, — а самое интересное по-прежнему все еще впереди.

Недавно начаты раскопки подскальных убежищ. Археологи надеются найти там древнейшие предметы обихода и материальной культуры. На помощь археологам придут этнографы, геологи, географы, палеонтологи, искусствоведы, и тогда орудия труда, керамика, украшения, кости животных помогут уточнить возраст каждого из трех тысяч кобыстанских изображений, дадут точную хронологическую шкалу.

А сделать это — расшифровать каменный калейдоскоп, где десятки изображений наложены друг на друга, и все они древние и на первый взгляд кажутся близнецами — еще сложнее, чем отыскать.

Проходишь от камня к камню два шага, а рисунки, на них нанесенные, разделяет расстояние в тысячи лет.

Иногда помогает случайность.

…На Апшеронском полуострове среди желтых песков, обладающих, как говорят, чуть ли не волшебными целебными свойствами, на том же древнем караванном пути лежат Шувеляны — селение потомственных виноградарей.

У самого въезда возвышался двухметровый зольный холм неизвестного происхождения площадью 65 на 70 метров.

— Он всегда был, — говорят старики. И разводят руками. — А откуда взялся, никто не помнит. Так и стоял у въезда, мозолил глаза. И деды, кто посмекалистей, и внуки наши тягали помаленьку, кто осликом, кто на собственном горбу, на свои отдаленные наделы его жирный песок.

Летом 1963 года местные крестьяне решили, наконец, разобрать холм и вывезти вместо удобрений на колхозные виноградники. Первый же ковш экскаватора вместе с золой поднял каменную плиту, на которой были выдолблены грациозные и загадочные миниатюрные фигурки. Правда, некоторые фигурки пострадали при этом необычном воскрешении: экскаватор оттяпал у них головы. Так обезглавленными они и начали новую жизнь в исследованиях историков, в каталогах искусствоведов.

Раскопки по горячим следам, произведенные Гардош-ханом Мамедовичем Аслановым, привели к открытию циклопического сооружения, имеющего форму слегка вытянутого круга. Его стены сложены из плоских камней полутораметровой высоты. У Мардакян ученый обнаружил остатки еще двух подобных сооружений.

Тип сооружений, характер погребений, керамика, изумляющая тонкостью ювелирной работы, бронзовые украшения, орудия труда, кости животных — эти находки позволяют считать, что здесь в эпоху бронзы за тысячу лет до нашей эры находились родовые поселения скотоводов и земледельцев.

К этому времени охота отступила на второй план. Была утрачена связь рисунка с первобытной производственной магией. Изменился и характер рисунков. Изображения здесь схематичнее, меньше по размерам. Это уже не точная копия натуры, а подражание древним изображениям. Художник работает на заказ, становится «иконописцем», изображая по традиции почитаемых животных — добрых духов домашнего очага.

На 60 камнях, обожженных пламенем жертвенных костров, найдено более ста пятидесяти миниатюрных изображений танцующих и молящихся людей, а также животных — коз, коров, оленей, джейранов.

Многие апшеронские рисунки находят аналогию с соответствующей «по возрасту» группой кобыстанских изображений, помогая установить связи, распространение древних культур.

Случайные открытия не случайны! Они учтены в ученых планах работ, их ждут. И когда открытие совершилось, оно подсказывает новые пути, иное направление поисков.

…Тот, кто побывал в горах Кобыстана, не торопится уезжать. И уезжаешь, даже если очень недолго здесь побыл, уже другим человеком, причащенным к тайне веков.

Мы прощаемся. Нам пора уходить. Дорога в скалах. Нас провожают безмолвные изображения женщин с мощными торсами и длинными сильными ногами. Они символ плодородия, источник неувядающей жизни.

Угловатые, вытянутые мужчины замерли, выслеживая пасущееся неподалеку стадо оленей.

На камне у своего тысячелетнего портрета застыла живая ящерица.

Мы смотрим вверх на скалы, выискивая изображение гадюки. А она шипит под ногами.

Гадюка уползла под каменную плиту. Осторожно переворачиваю камень и обнаруживаю, что камень тот с желобком. Дальше снова и снова такие же плиты.

— Водопровод, прадедушка знаменитого римского акведука, — говорит Зелик Иосифович.

И вдруг Кобыстан перестает для меня быть только музеем. Водопровод! Почему-то водопровод делает понятной, почти ощутимой жизнь тех далеких людей.

Прослеживаю путь воды, стекавшей когда-то с плоской вершины. Водопровод тянется метров на триста и потом теряется в скалах. Неподалеку выбиты на камне две крупные рыбины. Чей-то богатый улов.

На нижней террасе Беюкдаша, обращенной к морю, скалы испещрены продолговатыми дугообразными линиями с вертикальными насечками — изображениями, которые мало-мальски знакомый с археологией человек не спутает ни с какими другими.

Это лодки с гребцами. Целая флотилия маленьких кораблей. Такие же, как на скалах Швеции, у Онежского озера, на береговых утесах сибирских рек. Мифологические лодки Осириса… Харон, перевозивший на лодке души умерших через реку Забвения… Все это звенья одной цепи.