Тем временем наши бойцы собирали трофеи и грузили на телеги, на которых было сложено то, что англичане набрали в двух деревнях. Никто и ничего не собирался возвращать крестьянам. Как здесь говорят, добыча принадлежит не тому, кто потерял, а тому, кто захватил.
15
Мы движемся на юго-восток по территории бывшего графства Керси, которое теперь часть графства Тулуза. Английская часть. Нам разрешили грабить деревни, которые принадлежат сторонникам принца Уэльского, но не убивать крестьян. Что мы и делаем. Мой отряд рано утром, до восхода солнца, ворвался в эту деревеньку домой на двадцать пять. Крестьяне не успели убежать в лес вместе со скотом и ценными вещами. Теперь горько сожалеют об этом.
Я сижу на отшлифованном задницами бревне в центре деревни, в тени под каштаном. Вокруг меня вьется туча мух и оводов. Последних больше интересуют лошади. Рядом привязаны четыре жеребца, два мои и два оруженосцев. Езжу теперь на молодом иноходце, а более опытного коня берегу для боя, если таковой случится. У него спокойный нрав, редко паникует. У каждого коня свой характер. Чему-то можно научить, но психику не переделаешь. Один конь пугливее, другой агрессивнее, третий пофигист. Буцефал относится к последним. По моему мнению, такие жеребцы лучшие для боя. Рыжий жеребец, который сбросил седока на склоне дамбы, слишком пуглив. Я пока не продаю его, оставив на всякий случай. Сейчас он в лагере, под присмотром наших дам. Французские рыцари посчитали, что я захватил рыжего коня вместе с его хозяином, одним из английских оруженосцев. Я не стал разуверять. Им и так досталось намного больше, чем мне. Они-то взяли в плен рыцарей. Я своих пленников передал герцогу Бурбонскому по его распоряжению. Наверное, будет менять на наших, попавших в плен. Оруженосцев оценили в двести пятьдесят франков каждого. Николя Лефевр пообещал выплатить деньги после окончания контракта.
На концах бревна, по обе стороны от меня и на расстоянии метра полтора, расположились мои оруженосцы. У Хайнрица Дермонда между ног стоит двуручный меч в ножнах. Оруженосец всегда возит его с собой, прикрепив к седлу, а как только останавливаемся, отвязывает и тренируется. Мне кажется, что с этой новой игрушкой он даже спать ложится. Мишель Велькур что-то рисует веточкой в пыли. Скорее всего, рыцаря на коне. Первый шаг к своей мечте он уже сделал — во время засады получил стрелу в левую руку у плечевого сустава. Прошла она насквозь, ничего серьезного не повредила. Как он поймал стрелу — для меня загадка. Арбалет тем и хорош, что можно стрелять из-за укрытия. Зачем он высунулся?! Разве что посмотреть, как убил врага?! Первый убитый тобой человек — это ведь так интересно. Теперь по моему совету Мишель носит железный втульчатый наконечник стрелы на льняном гайтане рядом с серебряным образком, который дала ему мать, отправляя на службу.
Два бойца стоят на одном краю деревни, два — на другом, а остальные занимаются сбором трофеев. В центр деревни уже согнали около сотни овец, коз, свиней. Отдельно стоят шесть пар волов, запряженных в арбы, и две тягловые лошади, низкорослые, с обвисшими животами, запряженные в телеги. На арбы и телеги грузят зерно, вино, свежие овощи и всякое барахло, которое имеет ценность только для бедняков. Барахло будет оптом загнано купцам, которые следуют за армией. Часть продуктов и скота мы оставим себе, а остальное продадим Николя Лефевру. Он вычтет доли короля Карла и герцога Людовика, после чего выдаст нам остаток. За продовольствие он платит быстро, дня через два-три. Иначе никто не будет отдавать ему добычу, а армию надо чем-то кормить, иначе будет грабить местное население, в том числе и подданных короля. Для меня это в диковинку. Привык, что грабить можно и нужно всех подряд, а убивать только чужих.
— Шевалье, а когда мы пойдем в рейд? — спрашивает Мишель де Велькур.
Он всегда обращается ко мне, как к рыцарю, в отличие от арбалетчиков, которые чаще называют капитаном или, когда хотят польстить, сеньором.
— А сейчас мы где?! — прикидываюсь я непонимающим.
— Я имею в виду, воевать когда будем? — объясняет он.
— Не спеши, еще навоюешься, — говорю я. — Если не убьют, скоро поймешь, что на войну идут за деньгами, а не ради процесса. Сейчас мы добываем деньги, и за это нам еще и платят, причем не мало.
Разнорабочий получает не больше трех су в день, мастер — около пяти, а двенадцать с половиной, как мои оруженосцы, имеет городской чиновник или купец не из последних, у которых нет ни добычи, ни выкупов. Впрочем, у чиновников есть взятки, которые можно считать и добычей, и выкупом. Не понятно только, с кем они воюют: с теми, кто сверху, кто снизу или все люди — враги?