Видимо, о наших подвигах мало кто знал, потому что все командиры уставились на меня, будто увидели впервые. Я не успел в полной мере насладиться минутой славы, потому что в шатер зашел один из оруженосцев герцога — юноша лет пятнадцати в красных пуленах с длинными носами, загнутыми вверх и пристегнутыми золотыми цепочками к узкому ремню с золотой пряжкой, опушенному на бедра.
— Прибыл английский герольд, — доложил оруженосец.
— Веди его сюда, — приказал герцог Бурбонский.
Герольд оказался ровесником оруженосца, но обут был в пулены с короткими носами. В длинноносых было бы трудно садиться на лошадь и слезать с нее. На белых щеках юноши горел алый румянец, который у представителя другой национальности я бы счел нездоровым. У некоторых белокожих, не подверженных загару жителей Туманного Альбиона, который так пока никто не называет, подобный румянец — признак отменного здоровья. Если их белокожесть можно считать здоровой.
— Сеньор герцог, — обратился он к Людовику Бурбонскому, — мои сеньоры и хозяева дают знать, что раз ты не желаешь сражаться с ними, через три дня, между девятью и двенадцатью часами утра, увидишь свою мать, которую увезут из замка. Подумай над этим и спаси ее, если сможешь.
Сообщение настолько выпадало за рамки рыцарской этики, что все присутствующие уставились на герольда, ожидая, что он скажет, что это глупая шутка. Но юноша ничего больше не сказал.
Герцог долго молчал, утрамбовывая эмоции, а потом произнес тихо, спокойным голосом:
— Скажи своим хозяевам, что они ведут самую бесчестную войну, какая только случалась в христианском мире. Никогда прежде в войне между рыцарями дамы и девицы не рассматривались, как пленницы. Мне, конечно, будет неприятно видеть свою мать, которую увозят таким вот образом. Но если я нападу на охрану, то подвергну ее жизнь смертельному риску. От людей без чести можно ожидать чего угодно.
Когда герольд вышел, заговорили все сразу. Их продолжительные и гневные речи можно было выразить одной короткой фразой: «Рыцарство умерло!». Великую эпоху хоронят малые дела.
Через три дня к девяти утра к замку подошла английская армия в боевом построении. Она остановилась примерно в километре от французского лагеря. Латники стояли в центре, а лучники — на флангах, немного загнутых вперед, воткнув перед собой заостренные колья для защиты от конницы. Горнисты громко и долго извещали о своем прибытии. Опустился подъемный мост замка, открылись ворота. Первыми выехали готовые к бою полсотни всадников в добротных доспехах. За ними рослый пехотинец вел на поводу белую лошадь, на которой сидела в низком мужском седле, сильно подогнув ноги, потому что стремена были укорочены, герцогиня Изабелла — пожилая женщина в высоком пурпурном колпаке в форме усеченного конуса, длинном пурпурном платье и накидке из горностаевого меха, застегнутой на груди большой золотой брошью. Герцогиня смотрела строго перед собой, словно справа от нее не было французского лагеря. За ней шагала сотня пехотинцев с большими щитами, длинными копьями и котомками за спиной. Дальше ехала телега немного шире и длиннее крестьянских, на которой был прямоугольный домик с плоской крышей из светло-коричневой кожи, натянутой на раму и украшенной гербом Бурбонов, — предок кареты. Вход в домик был сзади. За ним ехал фургон с девицами, свитой герцогини. Затем два фургона с ранеными и две телеги с продовольствием. Следом шли пехотинцы — лучники, арбалетчики и копейщики — и их боевые подруги с детьми и узлами награбленного барахла.
Гарнизон замка вместе с пленными неторопливо проследовал мимо французского лагеря, достиг построения англичан, поехал дальше. Английское войско постояло еще с полчаса, а потом последовало за ними.
Людовик, герцог Бурбонский, облаченный в доспехи, наблюдал с верхушки вала. Руки держал за спиной, схватив правой рукой запястье левой.
Он проводил мать взглядом, а когда ее загородили фургоны, повернулся к своей свите и молвил тихо:
— Худшего не случилось — уже хорошо.
— Еще не поздно на них напасть, — сказал маршал Луи де Сансерр.
— Ты забыл приказ короля?! — насмешливо произнес герцог Бурбонский и спросил свою свиту: — Запомнили командиров бригантов?
— Бернар де Вист, Бернар де ла Салль и Ортинго, — перечислил Алар де Тустанн, который, видимо, знал их не понаслышке.
— Передайте всем баронам, капитанам и рыцарям, что за каждого из этой троицы, живого или мертвого, я заплачу тысячу франков, — пообещал герцог Людовик.
Про свою мать он ничего не сказал, но, думаю, за ее освобождение заплатит в несколько раз больше. Ради такой суммы стоило рискнуть. Тем более, что в ближайшее время боевых действий, а, следовательно, и добычи, не предвиделось. Я сказал герцогу, что отправлюсь за англичанами, чтобы проследить, куда они направляются. Он отпустил меня, как и большую часть армии. Замок мы захватили, свое дело сделали. Получилось не совсем так, как хотелось бы, но победа, материальная и моральная, была за нами.
27