Он подходил к кофейному автомату, бесцельно вынимал из кармана джинсов мелочь, возвращался и садился в случайное кресло, смотрел в экран телевизора, запрокидывал голову и рассматривал низкий потолок с холодным свечением ярких ламп. Так он провел несколько часов, и таким — растерянным, ссутулившимся на стуле — его нашел Грегори Лестрейд.
Инспектор подошел с мотоциклетным шлемом Ватсона в руке, сел рядом с Джоном и сказал прямо:
— Он умер.
— Кто? — хрипло, едва различимо отозвался Ватсон.
— Стивен Деннехи, нападавший. Убит при аресте, потому что оказывал сильное сопротивление полицейским.
Джон повернул голову к Лестрейду, тот ответил прямым твердым взглядом. Он выглядел уставшим, осунувшимся, заметно постаревшим. В висках будто прибавилось седины. С минуту они смотрели друг на друга, не произнося ни слова, но продолжая молчаливый диалог. Ватсон почти наверняка знал, — ещё до прихода инспектора, ещё на Гаварден-Гров — что это именно он убил душителя. Задушил его. Иронично. Лестрейд тоже это знал, но настаивал на другом.
— Рапорт сдан, — добавил он, будто отрезая Джону пути к принятию вины на себя. Он собрался вылепить дело так, чтобы Ватсона не задело, и по-честному стоило бы за это поблагодарить, но Джону было слишком тошно произносить подобное вслух. Он убил человека. Пусть убийцу, пусть защищаясь, но какого черта?!
— Ребята из дорожной полиции могут отбуксировать твой мотоцикл, — продолжил, так и не дождавшись ответа, Лестрейд. — Куда: сюда или на Бейкер-Стрит?
— Всё равно.
Инспектор протяжно вздохнул, поднял руку и растер ладонью лицо.
— Какие новости о Мэл?
— Никаких.
— Ладно, — Лестрейд поднялся со стула, оставив на нём шлем. — Ты… держи меня в курсе, Джон, ладно?
— Да, Грегори.
С полминуты тот в нерешительности маячил над Ватсоном, а затем развернулся и ушёл. Ещё через час к нему спустилась операционная сестра и сообщила, что с Холмс закончили — она в реанимационном крыле на втором этаже в искусственно углубленной коме. Остаток дня Джон провел неподвижно на том же месте, а когда на сестринском посту заступила на дежурство ночная смена, поднялся и побрел обратно в ординаторскую. В служебном душе он смыл с себя стекающую алыми подтеками кровь, выбросил свою одежду, переоделся в хирургический костюм и к собственному удивлению крепко заснул. Наутро его разбудила Мэри.
— Джон, я принесла тебе завтрак и кофе. Тут… — она приподняла поднос из больничного кафетерия, когда Ватсон перевернулся на койке и открыл глаза. — Немного, но хоть что-то.
Поблагодарив, он втолкнул в себя треть стакана темной, невыносимо сладкой жидкости и заел это половиной куриного сэндвича. Морстен настояла на том, чтобы перебинтовать его руки, и всё пыталась завести с ним разговор, а он крепко сжимал зубы при каждом прикосновении к воспалившимся порезам и каждом вопросе о случившемся. Ему нечего было ей сказать, и в конечном итоге он снова предпочел сбежать. Теперь у него появился определенный пункт назначения — интенсивная терапия этажом выше.
Когда он поднялся и отыскал палату Холмс, обнаружил внутри Далси на видавшем виды инвалидном кресле. Поперек её брови и щеки виднелся плотный шов с тесными стежками хирургической нити, вокруг глаза растекся черный синяк, сам глаз был непроглядно залитым кровью. Она сидела в застиранном махровом халате, надетом поверх больничной пижамы, сложив на коленях ободранные руки, и, опустив голову, грустно рассматривала Мелинду. А когда заметила остановившегося на пороге Джона, пугливо вздрогнула и охнула.
— Подкрался, шалунишка! — сказала она и коротко улыбнулась.
— Привет, — ответил ей Ватсон и зашел в палату.
Мэл лежала на койке, до подбородка укрытая покрывалом, со связкой проводов и шлангов капельниц, паутиной расходящихся от её хрупкого тела к приборам и пузырям препаратов. За тугой марлевой повязкой вокруг головы и трубкой аппарата искусственной вентиляции легких, торчащей изо рта, почти не было видно лица. Плотно закрытые глаза были сильно опухшими, кожа выглядела желтой. Палата была наполнена громкими, механически точными вдохами и выдохами и размеренным писком датчиков. По монитору бежала ломанная линия кардиограммы, мигал показатель пульса. В воздухе висел густой, царапающий нос запах медикаментов и дезинфектора. Джон бывал в такой обстановке несчетное количество раз студентом, интерном, доктором, практикующим на гражданке и в военном Ираке, но впервые ощущал себя настолько потерянным.
В нерешительности, не понимая, что делать, и немного напрягшись из-за присутствия Далси, он замер посреди прохода. Далси с нескрываемым интересом осмотрела его с головы до ног, а затем сказала:
— Мы обе живы только благодаря тебе, Джон. Ты спас нас обеих и спас всех тех, кто мог последовать после нас.
Он качнул головой и хрипло ответил:
— Нет, — коротко кашлянул, прочищая горло, и добавил: — Ты спасла себя сама, Далси. Твоя воля к жизни была сильнее всех травм и боли. А Мэл… она спасла всех остальных, она нашла убийцу.