— Она нашла его, знаешь? — сказал Ватсон после затянувшейся паузы, когда Мэри подхватила его руку и твердыми, опытными, безжалостными движениями бывалой реанимационной медсестры стала промокать порезы смоченной марлей.
— Кого? — растеряно уточнила Морстен.
— Убийцу. Маньяка, который убил четверых женщин в Брикстоне и ещё на одну напал. Она поймала его.
— Твоя соседка?!
— Да.
Мэри протяжно вздохнула и промолчала. Джон был ей за это благодарен. В нём не осталось сил ни на что, даже просто сидеть на краю койки казалось непосильным трудом. Комната вокруг Ватсона периодически покачивалась и вращалась. Наблюдать за этим танцем пола и стен было невыносимо, а потому Джон снова закрыл глаза.
Он боролся за Холмс долгих тридцать минут, и этого — кроме того, что он уже нашел её в состоянии клинической смерти, длившейся неизвестное количество времени — было достаточно, чтобы прекратить усилия. В какой-то момент фельдшер скорой помощи, покосившись на свои наручные часы, осторожно заговорила с заискивающей, жалостливой интонацией:
— Сэр, может, нам следует…
Ватсон поднял на неё взгляд, заставивший её замолчать и продолжить вентиляцию легких. Впрочем, он и сам уже подумывал над тем, чтобы сдаться. Всегда была черта, за которой человек был необратимо мертвым. И когда эта истина почти прожгла Джона насквозь, когда он почти выговорил вслух приговор Мелинде, кардиомонитор вдруг засёк у неё слабый пульс. Мгновенье спустя она сделала судорожный вдох, но в сознание, конечно, так и не пришла — ни на полу ванной, ни в карете скорой помощи, ни в приемном отделении больницы Святого Варфоломея, когда каталку с ней стремительно протолкнули в служебный лифт к операционным.
Джон остался стоять в коридоре — внутри лифта ему не было уже ни места, ни применения. Стальные двери, хранящие множество отпечатков пальцев на своей поблескивающей поверхности, закрылись, отрезая его от Холмс и от той автоматической передачи, на которой он действовал последний час. Его оглушительно накрыло усталостью и паникой. Тяжелые мысли вроде: что теперь делать, если Холмс умрет; как сказать Майкрофту, а главное — миссис Хадсон; как самому это пережить — наводнили его голову и обездвижили в ступоре, из которого Джона спустя какое-то весьма продолжительное время вывела Мэри, нашедшая его всё так же стоящим у лифта. Она привела его в ординаторскую, осторожно сняла с него куртку и кофту, осмотрела запекшиеся порезы, ушла за препаратами и перевязочными материалами и вернулась. А Ватсон всё ещё оставался в молчаливом неподвижном замешательстве.
Он послушно высидел, пока Мэри перебинтовывала ему руки, но как только она закончила, сняла перчатки и села на край койки рядом с ним, встал и торопливо вышел. Ему нужно было побыть одному. Бездумно он добрел до большого центрального зала ожидания для посетителей. Там в пятничный полдень было не особо людно, большинство стульев пустовали, повисший на стене телевизор показывал новости:
«…проверках заведений гостиничного типа в Лондоне и пригородах на предмет наличия лицензий, соответствия санитарным и пожарным нормам и отсутствия прочих нарушений. Причиной обширных проверок стало анонимное обращение в столичную полицию, сопровожденное задокументированными доказательствами того, что в ряде гостиниц низкой ценовой категории номера сдавались в использование для растлений несовершеннолетних и изнасилований. Представитель полиции не назвал личность информатора, но в интернете склоняются к мнению, что это дело рук некоего Шерлока, хакера, называемого в сети Лондонским виртуальным Робин Гудом…»
— Это мы тоже остановим, не сомневайтесь, Джон, — сказала ему Холмс какое-то — казавшееся теперь невообразимо долгим — время назад в ночлежке «Нью-Доум». И она это сделала. Она обрушила на голову беспринципного администратора, позволяющего преступлениям происходить в его комнатах, все возможные бюрократические беды, административную и криминальную ответственность. Неожиданно — неуместно — для себя Ватсон улыбнулся. Он не ошибался в ней. Черт побери, он ни капли в ней не ошибся — она была способной на великие, по-настоящему смелые и добрые поступки. И рядом с этим бесследно меркли любые её недостатки, её наглость и полное пренебрежение правилами поведения не имели на таком фоне совершенно никакого значения. Они были лишь мелкими погрешностями.
Сообщение о проверках в гостиницах завершилось, и Джон отошел от телевизора. Он бесцельно прошелся между рядами стульев, опустив голову и уперев невидящий взгляд себе под ноги. Больше от него ничего не зависело — он сделал всё, что мог, и надеялся, что сделал это наилучшим образом. Теперь ему оставалось лишь приткнуться где-нибудь и ждать вестей от нейрохирургов. Большинство близких его пациентов, попадавшихся ему по долгу службы, испытывали необъяснимое успокоение после того, как в дело вступал Ватсон и его операционная команда, будто те были всесильными. Но Джону было слишком хорошо известно, насколько много вещей могли пойти не так, насколько мало на самом деле зависело от докторов, а потому не находил себе места.