Джон наклонился над ней, сначала подхватил её безвольную кисть, но, не нащупав на ней пульс, прижал пальцы к шее. Но и там в сонной артерии не было никакого шевеления.
— Сейчас, сейчас. Потерпи.
Одним резким, больно задевшим уши, движением он сорвал с себя мешавший шлем и отшвырнул назад, не глядя. Просунул руки между холодным стенками ванны и неподвижной Мелиндой, одной подхватил её спину, а второй — очень осторожно — затылок, и поднял её. Под пальцами, удерживающими голову, произошло противоестественно легкое, влажное движение. Догадка ядовитой стрелой пронзила сознание Джона — у Холмс проломлен череп, и его отколовшиеся фрагменты в открытой ране сейчас впивались Мелинде в мозг. Ватсон, резко поднявший Мэл и выпрямившийся, теперь осторожно замедлился и очень плавно опустил её на пол.
Это конец, она мертва — продиктовало всё то профессионально многое, что Джон знал о подобных черепно-мозговых травмах и кислородном голодании мозга. Но упрямо упал рядом с ней на колени, сложил до побелевших костяшек руки на её груди и стал ритмично нажимать. Отсчитав тридцать компрессий, он склонился к её лицу, зажал острый холодный нос, припал к царапнувшим его сухим губам и дважды с силой выдохнул. В висках зашумела головная боль, в легких зажгло, в низ живота тяжело ударил страх.
Странно, но прежде Ватсону никогда не приходилось делать непрямой массаж сердца и искусственное дыхание действительно нуждавшемуся в этом человеку — лишь манекену во время учебы. Оказание такой кустарной первой помощи не было специализацией Джона, ему куда привычнее было спасать, оперируя в оборудованном помещении с вспомогательным медицинским персоналом. Самостоятельно запускать сердце вручную и вталкивать в остановившиеся легкие воздух оказалось предельно тяжело физически и невыносимо ментально. С одной стороны, он точно знал, что нужно делать, и в то же время оказался совершенно подавленным, растерянным.
Черт побери, Холмс! Как же так?
Шла минута, другая, третья. Вдалеке послышались первые тревожно завивающие сирены, они приближались, множились и замолкали, а Мелинда всё не делала вдоха самостоятельно, её сердце упрямо стояло.
— Ну давай же! — со злостью и даже обидой закричал он на Холмс, привычно его игнорирующую. — Неужели ты вот так сдашься?
В прихожей послышались голоса, а вслед за ними осторожные шаги на лестнице. Кто-то приблизился к ванной и заглянул, — Ватсон удивительно резко ощутил чье-то присутствие, но не стал оборачиваться. Ему было всё равно, даже если это был пришедший в себя серийный маньяк.
— Медики! — громко позвал мужской голос сразу за спиной Джона. — Тут нужны медики. Пропустите парамедиков на второй — тут приоритет.
Когда спустя несколько минут в ванну мимо позвавшего их патрульного втолкнулись двое из скорой помощи, Ватсон всё так же, не отвлекаясь, не оборачиваясь, продолжал ритмично до спазмов в ноющих от напряжения мышцах надавливать на грудную клетку.
— Нужен адреналин, — проговорил он сперто, едва различив краем глаза характерную зеленую униформу фельдшера.
— Сэр?
— Ампула адреналина! — повторил настойчивее Джон. — И физраствор — 10 мл. Разведите в шприце с самой длинной имеющейся у вас иглой.
— Но…
Ватсон резко вскинул голову — по вискам вниз к подбородку уже стекали ручейки пота. А в выражении, похоже, было что-то настолько твердое, что парамедик предпочла молча кивнуть и потянулась в одну из своих объемных сумок.
Это был приём, который он хорошо знал в теории и дважды применял в реальной жизни, но ни в один из этих случаев не помог — инъекция адреналина прямо в желудочек сердца. Надеяться на успех при такой травме и по истечении такого времени было бессмысленно, но он собирался попробовать. В конце концов, Холмс была его соседкой, разделяющей с ним квартплату, и он не намеревался её опускать без причитающихся с неё трехсот фунтов.
***
— Ох, Джон. Что произошло? Почему тут столько полиции?
Он заставил себя открыть глаза — веки с пекущим дискомфортом сопротивлялись, будто в них засыпали разгоряченный песок — и поднять голову. Мэри Морстен стояла перед ним, нахмуренная, сосредоточенно натягивающая тонкие хирургические перчатки. Они были в тесной ординаторской комнате отдыха. Это казалось единственным местом, где не было тошнотворной суматохи. На койке рядом с Ватсоном лежал поднос с перевязочными бинтами, антисептиками и пластырем. Его руки были изрезаны и теперь невыносимо — из-за ран и из-за усталости — болели. Джону не хватало сил их поднять.
Он промолчал.
Мэри встревожено заглянула ему в лицо, а потом сползла взглядом ниже.
— Боже, сколько на тебе крови!
— Это не моя, — слабо выговорил Ватсон, устало глотая половину звуков, рассматривая собственные ладони в потемневших высохших разводах. — Не вся моя. Это… Холмс.
— Что с вами случилось? Джон!
В правом бедре, казалось, пылало пламя. В виски и затылок вдалбливались молотки тупой боли. Мысли были тошнотворно затуманены, живот сводило острыми спазмами.