Бриллиант из крокодиловых слез

Стеклянная кровля оранжереи состояла из больших квадратов в металлическом переплете. Но не все квадраты были глухими, некоторые открывались, как обычные квартирные окна или форточки. Наверное, они были предназначены для того, чтобы летом время от времени проветривать оранжерею. Как раз над головой мартышки находилась такая открывающаяся секция.

— Вот это да! — восхищенно воскликнул профессор. — А некоторые сомневаются в умственных способностях обезьян! Если спасусь, обязательно сделаю доклад на кафедре и расскажу об этом удивительном проявлении обезьяньего ума. И ведь не человекообразная обезьяна, а обыкновенная мартышка!

Мартышка, услышав последние слова, возмущенно застрекотала.

— Не обижайся, — профессор виновато погладил ее по шерстке, — я не имел в виду ничего плохого. Хотя, — он пригорюнился, — коллеги, пожалуй, с недоверием отнесутся к моему рассказу. Да я и сам бы, скорее всего, не поверил, если бы не видел все собственными глазами!

Тут он вспомнил, что для того, чтобы сделать доклад, нужно сначала вырваться на свободу, и потянулся к защелке, которая открывала стеклянную створку.

Ветка, за которую он держался, предательски закачалась, и Валентин Петрович застыл, вцепившись в нее всеми конечностями. Сейчас он чувствовал себя кровным родственником мартышки.

Пришлось дождаться, пока дерево перестанет качаться, и повторить попытку.

На этот раз ценой неимоверных усилий ему удалось дотянуться до защелки и повернуть ее. Замок открылся, и профессор вытолкнул наверх стеклянную фрамугу.

В оранжерею ворвался холодный и сырой воздух петербургской осени.

Профессор Кряквин сидел на крыше оранжереи, как одна из многочисленных статуй, украшающих петербургские здания. Все они, правда, взирают на мрачное осеннее небо молча, а профессор громко стучал зубами.

А как не стучать? Холод пробирал до самых костей. Поздней осенью в Петербурге совсем не та температура, что на курортах Туниса или Египта, особенно если принять во внимание, что Валентин Петрович был одет более чем легко. На нем была выцветшая больничная пижама, совершенно не пригодная в качестве верхней одежды в петербургском климате.

Но стучал зубами профессор не только из-за холода. Второй причиной был самый обыкновенный страх.

Профессор Кряквин был далеко не труслив, что подтверждалось его многочисленными африканскими путешествиями. Но, оказавшись на высокой стеклянной крыше оранжереи, он испытал неожиданный приступ акрофобии — так по-научному называется страх высоты.

Оранжерея оказалась ненамного ниже Исаакиевского собора. Плюс ко всему ее крыша была чрезвычайно крутой, так что спуститься отсюда без посторонней помощи не представлялось возможным. Оставалось сидеть на пронизывающем ветру и стучать зубами.

Профессор тоскливо поглядывал внутрь, туда, где в жарком и влажном воздухе зеленели пышные тропические растения. Там было бы гораздо теплее, но, увы, там рыскали люди Холодильника, пытаясь отыскать его, Валентина Петровича Кряквина, которого они почему-то называли слоном. Там его ждали жестокие пытки, потому что его похитителям срочно потребовалась информация, которой он, к глубокому сожалению, не владел.

О возвращении не могло быть и речи.

Но если он посидит еще немного на ледяном ветру, то запросто заработает очередной приступ пневмонии.

Положение казалось безвыходным.

Как уже много раз за последние сутки, профессор неожиданно вспомнил то, чему научился от своих многочисленных африканских друзей.

Конечно, в Африке не бывает такого пронизывающего холода, как в осеннем Петербурге. Но и там порой случаются довольно прохладные ночи, когда хочется погреться у костра. И потом, как еще приготовить на ужин свежеподстреленную антилопу или попавшую в ловушку дикую свинью? Разумеется, каждый уважающий себя охотник должен уметь добывать огонь.

В наше время, понятно, можно воспользоваться обыкновенными спичками или газовой зажигалкой, которые продаются на каждом шагу, можно сказать, под любым деревом. Но духи предков не одобряют слишком простых действий, так что настоящий охотник должен научиться добывать огонь традиционным способом — трением.

Валентин Петрович тоже приобщился к этому священному знанию.

Сейчас, вспомнив об этом, он оживился.

Профессор просунул голову и руки в оранжерею, ухватил огромную пальмовую ветку и с немалым трудом оторвал ее. Из этого экзотического топлива прямо на стеклянной крыше он устроил заготовку для настоящего африканского костра.

Дальше пришло время приступить к основной части обряда добывания огня.

Валентин Петрович сложил в горку тонкие пальмовые волокна и оторвал от своей пижамы одну пуговицу. Нитки, которыми была пришита эта пуговица, он сплел между собой, пропустил в пуговичное отверстие и принялся вращать пуговицу вокруг самодельной тетивы. Правда, по древним правилам следовало пользоваться не пуговицей, а дощечкой с дыркой, но профессор не был формалистом.