Бриллиантовая пыль

В послевоенном и все еще залечивающем блокадные раны Ленинграде появился седой, сгорбленный человек в сильно поношенной офицерской шинели со споротыми погонами и нашивками. Узнать в нем молодцеватого лейтенанта Илью Сергеевича Волгина было практически невозможно, но тем не менее это был он. Только теперь, после войны демобилизованный по состоянию здоровья Волгин очутился в Ленинграде. Прибыл он сюда не один. Под руку с ним уверенной походкой шла молодая красивая женщина, ярко, но бедновато одетая, с маленьким мальчиком на руках. В свободной руке Волгин тащил внушительного размера чемодан. Троица свернула с Невского проспекта на улицу Пролеткульта (бывшую Екатерининскую).

Тут Волгин остановился, опустил чемодан на тротуар и с трудом перевел дух. Спутница Ильи Сергеевича поставила ребенка на ноги — отчего тот незамедлительно захныкал — и с интересом стала рассматривать украшенный позеленевшими статуями гранитный фасад Елисеевского магазина.

— Вот тот дом, — сверившись по бумажке, сказал Волгин женщине, кивнув на облупившееся здание в глубине улицы. — Квартира на втором этаже; Витлицкая Вера Фёдоровна.

Женщина не ответила, продолжая с любопытством вертеть головой.

— Ты слышишь меня?! — рявкнул Илья Сергеевич. — Хватит по сторонам глазеть! — испугавшись крика, тихо хныкавший до сей поры ребенок заплакал в голос. — Да успокой ты его, ради бога! — с досадой сказал Волгин.

— Да слышу я все, не шумите, — ответила женщина, взяв мальчика на руки.

— Смотри, не перепутай ничего, — предупредил Волгин, сбавив тон, — а то отправишься назад в Архангельск. Будешь там до конца жизни в своем занюханном Доме культуры киснуть.

— Не беспокойтесь, все сделаю, как учили.

— Вот тебе новая метрика на пацана. Теперь он Витлицкий Леонид Андреевич. Ну давай… С богом!

Женщина с ребенком на руках подхватила чемодан и, сгибаясь под его тяжестью, заковыляла к дому.

Не святая троица

Здание, куда немногословный Артём привез Хайзарова с Горским, изначально служило стрелковым тиром лейб-гвардии Преображенского полка. Пережив несколько эпох, здание уцелело в первоначальном виде и даже сохранило свое назначение.

Михаил Ильич Волгин, будучи в какой-то мере рабом своих привычек, до сих пор не мог отделаться от оставшейся со времен работы в органах любви к стрелковому оружию. В тир на Парадной улице он ездил достаточно регулярно, благодаря чему стал отличным стрелком из самых разных видов огнестрельного оружия.

Сегодня Волгин приехал в тир довольно рано и, отстрелявшись, уезжать не спешил; он ожидал внезапно напросившегося на встречу Хайзарова. Сидя в тесноватой комнате отдыха, он, под непрекращающиеся хлопки выстрелов, невольно вспомнил всю историю с драгоценностями царской семьи, которую он знал еще с детства.

Столько времени прошло, а детские воспоминания всплывали в мозгу Волгина так же ясно, как будто это происходило вчера. Отец болел… Болел тяжело; навсегда подорванное здоровье не позволило ему дожить до старости, дождаться внуков, коротая оставшиеся дни за игрой в домино с такими же пенсионерами, как и он сам. Семьей Волгин-старший толком так и не обзавелся. Все делал наспех, как будто зная, что отмерян ему век недлинный. Второпях сходился со случайными женщинами, торопливо заводил детей, потом так же быстро бросал и женщин, и детей. Годам к тридцати пяти вдруг остепенился и зажил тихо в Ленинграде, получая пенсию по инвалидности и небольшую зарплату в Доме офицеров, куда он устроился на работу вахтером.

Жениться Илья Сергеевич так и не удосужился, но перспектива остаться, имея инвалидность, одному как перст ему, видимо, совсем не улыбалась, и он усыновил взятого из переполненного в послевоенное время приюта пятилетнего ребенка, потерявшего во время войны всех своих родных. Так мальчик-сирота стал Михаилом Ильичом Волгиным. Своего нового отца Волгин-младший поначалу побаивался, потому как тот вел себя иногда странно: то как будто заговаривался, то кричал по ночам во сне, то часами сидел как в ступоре, уставившись в одну точку.

Надо сказать, что Илья Сергеевич своего приемного сынишку любил, баловал его и старался по мере возможности вырастить и воспитать его «как надо», то есть в том ключе, как он сам для себя это понимал. Волгин ненавязчиво, но старательно втолковывал наследнику свои собственные представления о жизни, сводившиеся к нехитрой формуле: существовать надо за счет других. Из этого жизненного постулата вытекало, что от тяжелой работы, особенно физической, нужно держаться подальше — пусть другие работают, а вот плодами этой работы грех не воспользоваться, если у тебя, конечно, есть мозги. Для этого следует стараться найти для каждого нужного тебе человечка свой крючочек, дергая за который, можно получить от него все, что тебе требуется.