— Ну хорошо, хорошо, — не стал спорить Хайзаров, — Кирилл Венедиктович, рассказывайте дальше…
— А нечего больше рассказывать, — пожал плечами Горский. — Прочитать послание банкира не получилось — оно оказалось зашифрованным… Шифр простенький — ссылки на слова из книги, но надежный: если не знаешь, что это за книга, — расшифровать невозможно.
— Понятно, — сказал несколько разочарованный Волгин. — Теперь моя очередь.
Михаил Ильич кратко и четко поведал своим новым компаньонам о том, что он знал от своего отца о драгоценностях и о неизвестной Горскому судьбе внука банкира Борштейна, а также то, что он выведал у сидевшего в одной камере с Игорем Витлицким уголовника Лужёного.
Хайзаров после рассказа Волгина понимающе кивнул, а вот Кириллу Венедиктовичу такое изложение событий явно не понравилось. Он выдержал некоторую паузу, а потом сказал, обращаясь к Михаилу Ильичу:
— Стоило вам все-таки поработать с этим уголовником… С Лужёным, или как там его?.. Вряд ли у Витлицкого были проблемы с психикой, иначе в военное училище его бы не взяли; значит, решение свести счеты с жизнью он принял осознанно…
— Не пойму я, к чему вы клоните, — сказал Волгин.
— Я о том, что перед смертью, о которой человек знает наверняка, он, возможно, попытается рассказать кому-нибудь о том, что он считает самым важным для себя, — пояснил Горский.
— Говорил я с Лужёным, и не раз, — поморщившись, ответил Михаил Ильич. — Да, действительно, молодой идиот Витлицкий рассказал неграмотному мальчишке, случайно оказавшемуся с ним в одной камере, то, что он знал о драгоценностях, и Лужёный преспокойно выложил мне то, что он запомнил из их разговора двадцатипятилетней давности. Потому и пришлось этого зэка… того… Знал слишком много. Правда, ничего нового он мне не сказал; все то же самое Витлицкий выложил следователю… Разве что Лужёному он довольно подробно рассказал о некоем Бродском — управляющем у Борштейна, который якобы тоже был в курсе истории с романовскими бриллиантами и, возможно, знал, где они находятся, но это не важно. Я выяснил — Бродский умер в Ленинграде во время блокады.
— Может быть, тот лейтенант сказал уголовнику код от шифра — назвал ту самую книгу? — не унимался Горский.
— Вряд ли, да и в любом случае Лужёный за столько лет все перезабыл. У него вообще с памятью не очень; он и в простых-то показаниях путался.
— Может, он записал где-нибудь?
— Да какие записи?! — начал сердиться Волгин. — Я же сказал: Лужёный с малолетства по лагерям!.. Между отсидками на свободе больше нескольких недель не задерживался. Откуда у него могут сохраниться записи?..
Волгин осекся на полуслове, вскочил со стула и в ажитации сорвал с лица очки с темными стеклами.
— Синим по белому! — воскликнул он. — Как же я раньше-то не понял?! — Михаил Ильич даже просиял от мелькнувшей догадки, но тут же его лицо исказилось испуганной гримасой. — Вот, дьявол! Его надо срочно остановить! — крикнул он.
— Кого?! — в один голос спросили Хайзаров и Горский.
— Коробова!..
По понятиям
Капитан Волгин широким размеренным шагом шел вдоль небрежно упакованных в жестяной футляр с утеплителем толстенных труб теплотрассы. Трубы были проложены примерно на высоте человеческого роста и опирались на широкие железобетонные столбы. Справа тянулась обмотанная со всех сторон колючей проволокой запретная зона с вышками, на которых мерзли недавно переодетые в летнюю форму часовые. Впереди маячили постройки производственной зоны, а по другую сторону теплотрассы чернели приземистые жилые бараки.
Унылый, приевшийся пейзаж исхоженной много раз вдоль и поперек территории колонии наводил тоску. Несмотря на конец мая, было холодно и ветрено, отчего Волгин ежился под надетой, несмотря на приказ о переходе на летнюю форму одежды, шинелью. Правда, на голове капитана вместо шапки все же была надета фуражка, но это больше для караульных, чтобы те издалека видели, что идет не зэк, а то пойди разбери, что там в голове у стоящего на часах мальчишки-срочника, которому дали в руки автомат.
Миновав очередную вышку и избежав благодаря предпринятым мерам предосторожности окрика часового, Волгин, краем глаза следивший за солдатиком, как только тот отвернулся, нырнул под теплотрассу. Оказавшись по другую сторону от труб отопления, он теперь не попадал в поле зрение часовых, но зато хорошо просматривался со стороны жилой зоны. В это время заключенных там практически не было — с самого утра их выводили на работы. Пройдя еще несколько десятков метров, капитан вместе с теплотрассой повернул налево и стал считать железобетонные опоры. Около пятой по счету он поставил ногу на лежащий возле нее кирпич, наклонился, чтобы завязать шнурок на ботинке, и быстрым незаметным движением сунул в карман шинели какой-то предмет.
Через четверть часа Волгин уже сидел у себя в кабинете и рассматривал подобранный трофей. Перед ним на столе лежал перемотанный изоляционной лентой спичечный коробок. Поднеся его к носу и втянув в себя воздух, Михаил Ильич ощутил еле различимый сквозь резиновый аромат изоленты характерный запашок.