Однако уснуть в эту ночь Семен Семенычу, по-видимому, было не суждено. Он без конца думал о том, как неожиданно повернулась его доселе спокойная и упорядоченная жизнь, о том, какую странную и нелепую шутку сыграла с ним судьба. Не помогали и мысли о том, что он, выполняя патриотический долг советского гражданина, содействует государственным органам в раскрытии преступления и поимке контрабандистов. И зачем он только поехал за границу?! Отдохнуть? Набраться впечатлений? Накупить сувениров? Наверное. Но сейчас он с удовольствием пожертвовал бы всем этим, лишь бы поскорее освободиться от лишнего груза на душе и злополучных бриллиантов, заточенных в гипс.
Он попытался встать, но Надя тихо застонала во сне и крепче прижалась к нему. И тогда Семен Семеныч снова прикрыл глаза.
Внезапно он очнулся от того, что где-то на улице, как ему показалось, под самым их балконом резко затормозил автомобиль. Затаив дыхание, Семен Семеныч долго прислушивался, стараясь различить хоть какие-то звуки. Но все было тихо. Не хлопнула дверца, не слышно было голосов. Единственными звуками, которые улавливало сейчас чуткое ухо Горбункова, был мирный негромкий шелест тяжелой шторы, висящей над балконной дверью, которая была распахнута настежь по случаю теплой летней южной ночи.
Он не знал, сколько еще пролежал так, в бессильном напряжении и затаив дыхание. Спустя некоторое время дверца машины отворилась и почти сразу же, вероятно кого-то выпустив, коротко хлопнула. И снова никаких звуков. Не слышно было, чтобы кто-то взбегал по ступеням у крыльца подъезда или отворял его дверь.
Семен Семенычу в который уже раз за последние сутки стало по-настоящему страшно. Он смотрел в потолок широко раскрытыми глазами до тех пор, пока у него не зазвенело в ушах. С каждой минутой звон нарастал, становясь невыносимым и пронзительным. Ему стало казаться, что кровать начала мерно покачиваться. Но это чувство качки было всего лишь следствием недавнего морского путешествия. Однако сейчас Семен Семеныч об этом не подумал. Кровать качалась под ним все сильнее и сильнее, отчего голова стала кружиться, и казалось, что вот-вот рухнет потолок.
— Ну почему, почему именно я должен так страдать? — подумал с горечью Семен Семеныч.— За что мне это? Ведь я никогда в жизни не обидел даже мухи...
С улицы тем временем больше не доносилось ни единого звука, однако дьявольское наваждение не улетучивалось. Подобное состояние стало невыносимым, и от него срочно нужно было хоть как-то избавляться. Но как? Лежать до утра, боясь пошевелиться и слушать каждый шорох? Но так можно лишиться разума! И потом — насколько еще хватит сил? А если бандиты уже где-то рядом и подбираются к нему бесшумными невидимыми тенями? И что будет, если... Он отгонял от себя мысль о том, что свидетелем кровавой (а она будет кровавой — это точно!) схватки невольно станет его жена. Нет, она этого не перенесет!
А Надя мирно спала, прижавшись теплой щекой к его плечу и ничего не подозревая. Но Семен Семеныча не успокаивало тихое мерное дыхание жены, как это обычно бывало в дни волнений или служебных неприятностей. Напротив, его нервы были взвинчены до отказа.
Лежать больше становилось невмоготу. Осторожно, чтобы ненароком не разбудить жену, Семен Семеныч высвободил из-под ее головы свою горемычную руку, нежно укрыл Надю одеялом, встал с кровати и крадучись пошел к балкону. Он выглянул наружу не сразу, постояв еще за шторой и чутко прислушиваясь. Ему ответила прежняя тишина. Собрав все свое мужество, он сделал шаг вперед. Ступив голой пяткой на охлажденную за ночь плитку, которой был выстлан пол на балконе, он чуть не вскрикнул от неожиданности, но, опомнившись, решился на второй шаг. Там, внизу, недалеко от их подъезда стояла мирно припаркованная к тротуару машина. Возле нее никого не было.
«Боже, какой же я болван! — как и обычно при сознании, что оплошал, мысленно хлопнул себя по лбу Семен Семеныч.— Это же Ромкина машина. Он вечно шастает на ней по ночам и поздно возвращается. Еще перед моим отъездом Нина Пантелеевна, его мать, жаловалась на него и говорила, что он плохо закончит». Ромка жил в соседнем подъезде. Повернув голову, Горбунков увидел ярко освещенное окно его комнаты.
Немного успокоившись, Семен Семеныч вернулся в спальню, не забыв, однако, плотно прикрыть балконную дверь и наглухо задернуть штору. В ушах больше не звенело. Но он понимал, что теперь ему уж точно не заснуть. Все еще бешено колотилось сердце и дрожали коленки.
«Наверное, нужно выпить что-нибудь успокоительное,— подумал Семен Семеныч.— Интересно, где Надя держит лекарства? »
Он повернулся к спящей жене и уже открыл было рот, чтобы спросить, но вовремя опомнился.
«Зачем ее тревожить? — пронеслось в голове.— Снова начнет волноваться, а что я ей объясню? Нет, пускай спит, я и сам найду».
Тихонько подойдя к кровати, он засунул ноги в тапочки и поплелся на кухню.