Бриллиантовая рука

по­вреждений. Однако реакция полковника при виде оружия была противоположной: он спокойно поднес папиросу ко рту и наклонился над пистолетом. Капитан щелкнул кур­ком, и над черным вороненым дулом взвился тоненький язычок пламени. Полковник прикурил, глубоко затянулся и отошел в сторону.

— «Гиббсон»? — спросил он, не оборачиваясь.

— Так точно, товарищ полковник,— с торопливой го­товностью подтвердил капитан.

— Так как же это вы так... попались?

— Я никак не рассчитывал, товарищ полковник, что он таким образом отреагирует на обыкновенную зажигалку. Я совершенно не подумал, что он примет ее за настоящий пистолет.

— В нашем деле, капитан, принято предусматривать все до мельчайших деталей. А вам чутье на этот раз поче­му-то отказало, и вот он, результат... как говорится, на лице.

Полковник замолчал. Он продолжал стоять, отвернув­шись от Нечаева, и, пуская густые клубы дыма, вниматель­но разглядывал что-то в противоположном углу кабинета.

Капитан, наконец, осмелился первым нарушить мол­чание:

— Наверное, мне бы надо...

— Не надо,— отрезал полковник.

— Понял.

— Он согласился?

— Согласился.

— Это хорошо. Приободренный капитан сказал:

— Теперь вот такое предложение... — Какое?

— А что, если...

— Ясно. Тогда, может быть, нужно...

— Не нужно.

— Понятно. Разрешите хотя бы...

— Вот это попробуйте.

— Так точно. Попробую.

— Правильно. Вам поручена эта операция, так что действуйте смелее.

— Понял.

— Докладывайте, что дальше.

— Есть, товарищ полковник. Когда мы с ним познако­мились таким странным и необычным образом, я изложил ему наш план.

— Он его принял?

— Да. Без каких-либо возражений. Правда, у него были кое-какие сомнения...

— Сомнения насчет чего?

— Насчет того, что он с ним справится.

— Вы смогли его убедить?

— Безусловно.

— Ладно. Будем считать, что операция началась впол­не успешно, если не считать вашей слегка подпорченной внешности. Но, думаю, это ненадолго.

— Я тоже надеюсь, товарищ полковник.

— Что ж, желаю удачи.

— Спасибо. Я могу идти?

— Вы свободны.

Нечаев отдал честь и вышел из кабинета.

* * *

— Надя! Здравствуй! Это я приехал!

Но жена лихорадочно замахала на него обеими руками:

— Тише, Сеня, дети уже спят!

— Уже? Но почему так рано?

— Они ждали тебя, ждали, но потом свалились. Ты знаешь, который час? .

— Нет...

— Половина первого. Почему так долго, Сеня? На чем ты добирался из порта?

— Такси.

— Ой, Сенечка, я так соскучилась! — тихонько вскрикну­ла вдруг Надя, когда муж вошел в прихожую и закрыл за собой дверь. Она кинулась к нему на шею и нежно поцело­вала. Но почти сразу же с испугом отпрянула от неожи­данности, ощутив прикосновение чего-то твердого и хо­лодного, что бревном лежало поперек мужниной груди.

— Господи! — вскричала Надя.— Что это, Сеня?

— Ничего страшного, Наденька, не волнуйся.

— Как же «не волнуйся», ведь это гипс! Ты сломал руку? Но как это случилось?!

— Я тебе все расскажу. Давай сначала попьем чаю, хорошо? — пытался оттянуть момент объяснения Семен Семеныч.

— Нет, это невозможно! Тебя нельзя никуда отпускать одного! Я так и знала!

— Надя, успокойся! Ведь я жив-здоров.

— А рука?

— Это пустяки. Пройдет. Давай, я лучше расскажу тебе, что я видел, где побывал. А хочешь, покажу сувени­ры? Я тут привез кое-что и тебе, и детям...

— Хорошо, хорошо. Но сначала — чай.

Скинув пиджак и обув домашние тапочки, Семен Семеныч, не распаковывая чемодан, зашел в ванную, кое-как вымыл единственную свободную руку и отправился на кухню. Увидав на столе огромный яблочный пирог, свое любимое лакомство, он радостно вскрикнул, вложив в свои слова как можно больше ласки и растроганности:

— Надя! Я тебя так люблю! Я так соскучился! Нако­нец-то я дома. Как здесь хорошо! И меня ждет любимый пирог...

— Ты на детей не хочешь взглянуть? — спросила вдруг очень серьезно жена.

— Они давно заснули, Надюша? — попытался смяг­чить свою забывчивость Семен Семеныч.— Я боюсь их разбудить...

Он все-таки отправился в детскую, мысленно ругая себя за то, что из-за передряг минувшего вечера не успел прие­хать раньше, чтобы встретиться с детьми.

Они мирно спали. Танюшка улыбалась во сне, подло­жив под щеку ладошку. Ее белокурые волосики, отросшие за месяц и заплетенные в тонкую косичку, лежали на подушке золотистой змейкой. Горбунков чуть не просле­зился от нежности и осторожно поправил сбившееся одея­ло. Постояв еще с минуту, он повернулся туда, где спал Вовка. Мальчик сопел и причмокивал губами. Вероятно, ему снилось что-то очень вкусное. Он лежал, разметавшись на кровати, обессиленный за день игрой в футбол и другие незатейливые мальчишечьи игры.

Семен Семеныч счастливо вздохнул, щелкнул выклю­чателем и осторожно вышел из комнаты.

Вернувшись на кухню, он растроганно обнял за плечо Надю, которая только что закончила разрезать пирог. Она осторожно откинула голову и прильнула затылком

к под­бородку мужа. Прижаться к нему всем телом ей мешал гипс.

— Садись, Сеня,— сказала она.— Давай пить чай. Я тоже рада, что ты вернулся.