Бриллиантовая Венера (СИ)

Арайя смотрела на закат, приносящий легкий анестезирующий эффект. Его красота демонстрировала красоту ухода, смерть казалась чудесным освобождением от бесконечных мук жизни. Она была близка, она имела цвет и запах, Ари видела ее бледные следы прямо у своих ног, и ей хотелось идти по ним, чтобы прекратить эти ужасные муки, трагедию одинокого сердца, остановившего свой привычный ритм.

Когда солнце село, небо загорелось тысячами мельчайших звезд, россыпью драгоценных камней разбросанных по таинственной глади ночного неба. Ари облокотилась на широкую грудь ее спутника, для нее он был просто стеной, на которую она прилегла. Она не понимала, кто он, кто она, девушка просто упивалась звездами, которые уносили ее в постель иллюзии, напоминали о чем-то очень родном, но далеком. Какие-то смутные картины мелькали перед ее внутренним взором, боль, но память не могла составить картинку из мозаики видений. Она не помнила.

Вскоре они остановились. Демид спрыгнул с коня и снял Арайю. Она ударилась лицом в его грудь и пошатнулась. Стало очевидным, что она не может стоять на ногах. Демид взял ее на руки, она уткнулась носом в его шею. Пустой взгляд вникуда, она не понимала, что происходит.

— Крон, — так звали его голубоглазого двоюродного брата, который вместе с ним вел переговоры на рыжем скакуне, — разбейте лагерь, и подай мне овечью шкуру, моя спутница, кажется, не может самостоятельно стоять, ей надо прилечь.

Он аккуратно уложил ее на землю, укрыв одеялом. Ее лицо было бледнее ночи, глаза открыты, смотрят куда-то вдаль. Она явно была не в себе.

— Не теряй рассудок, — шепнул он ей, гладя по щеке, — все не так, как кажется.

— Все не так, как кажется, — услышала она голос Кайлимы, — ты никогда не должна быть привязана к чему-либо настолько, чтобы не смочь оторваться от этого в нужный момент. Иногда нужно потерять что-либо, чтобы потом обрести навсегда. Запомни долг и обязательства превыше всего. Твои привязанности не имеют значения.

Небо плыло перед ее глазами, и вновь покатились слезы.

— Плач, девочка, — он гладил ее по волосам, — все проходит, и это тоже пройдет, плач, пусть твоя боль отцепит свои когти от твоего израненного сердца.

Арайя не понимала, что он говорит.

— Твоя вера спасет тебя, я знаю точно, — эти слова ее второй матери стучали в ее голове, они расплывались, образуя геометрические фигуры, сливались со звездами перед ее взором, затем танцевали танцы под красивую мелодию, которую она слышала где-то однажды. Где? Она не могла вспомнить.

Лагерь был разбит и Демид перенес ее в свой шатер. На огне уже готовилась еда, ароматы пищи разжигали и так разбушевавшийся аппетит солдат. Арайя все тряслась, нервное напряжение не спадало, ее била мелкая дрожь, сгибающая ее тело в комочек.

— Да что с тобой, девочка? Крон, — заорал Демид.

Громила влетел пулей.

— Что случилось, брат?

— Позови Гризеллу, быстро, кажется ей совсем плохо.

— Сейчас.

Через пять минут в комнату вошла старая полусогнувшаяся старуха, ее седые волосы были скомканы и собраны в пучок, ветхое бордовое платье было грязным и порванным в нескольких местах, в руках она несла корзину с какими-то травами и кореньями.

— Гризелла, — прогремел Демид, — что с ней?

Старуха поставила корзину, подошла к девушке и распахнула ее плохо просохший от дождя плащ.

Она потрогала ее кожу, понюхала ее запах, потом плюнула на землю и что-то зашептала.

— Ее нужно раздеть, я буду натирать ее. Помоги мне.

Она развязала золотой плащ, тощее тело девушки, обтянутое бежевой тканью платья, выглядело жалко.

— Что они с ней сделали? — возмущенно бубнила она, — изверги, нелюди.

Демид приподнял ее, облокотив голову на себя, и расстегнул шнуровку платья. Стащив с нее одежду, он старался не смотреть на нее. Его дыхание участилось, он все еще видел ее смелые бирюзовые глаза, с вызовом пронзающие его насквозь.

Старуха повернула девушку на живот и достала какие-то баночки. Смешав несколько компонентов в глубокой каменной чаше, она стала растирать ее безжизненное дрожащее тело.

— Помоги мне, — рявкнула она недовольно, — тут нужны сильные руки.

Демида бросило в жар. Стараясь сосредоточиться на втирании, он набрал в руки мази и начал растирать ее стопы.

— Разотри все ноги, — скомандовала ведунья.

Он стал подниматься к ее худощавым, но соблазнительно округлым бедрам, талия была тонкая, как тростиночка, его огромные руки, казалось, могли сломать ее пополам. Когда они закончили с задней частью тела, старуха развернула ее на спину.

На теле были одеты лишь тоненькие трусики, и упругие молодые груди оказались на обозрении у мужчины. Его голова пошла кругом.

Старуха это заметила и издала какой-то издевательский смешок.

— Ладно, иди, найди для нее сухую одежду, я сама закончу, а то, боюсь, ты найдешь лучший способ ее согрева, — и она дико засмеялась хриплым старческим голосом.

Он метнул на нее свирепый взгляд и немедленно вышел из палатки.

Он вернулся минут через двадцать, держа в руках белую длинную сорочку.

— Это все, что удалось найти среди мужчин, — он был раздражен.

— Сгодится, чтобы согреться, я высушу ее платье и плащ.