В кабине пахло мебельным лаком и популярным в Ч. одеколоном «Пингвин». О! Этот запах она запомнит навсегда!
Телефонная трубка ответила на её «Hello!» лёгким потрескиванием и отдалённым звоном посуды, словно кто-то соединял бокалы в торжественном тосте, а за стеклянной дверью, в тихом зале переговорного пункта товарищ Байбаков с осторожным любопытством рассматривал брошенные ею туфли и чулки, словно впервые видел эдакое диво.
Начала Гертруда Оганесовна со вполне здравых речей:
– У меня предчувствие, Анна. Мой муж Клавдий Васильевич посвятил меня в некоторые подробности своей беседы с Гамлетом, и я пришла в ужас… Оказывается, он рассказал Гамлету о той давней истории…чуть ли не двадцать лет прошло. И зачем? Зачем ворошить прошлое? Я тоже думала о предательстве, о том, что вышла замуж за человека, предавшего отца моего ребёнка. Эти мысли мучили меня поначалу. Около полугода. А потом забылись. Мы ведь жили хорошо, Анна. Кто же мог предположить, что эта история воскреснет? А теперь Гамлет пропал, ты же помнишь. От его имени время от времени приходят странные телеграммы. Последняя из какой-то Нюрбы. А до этого была из Мухтуя, или как там его… из Ленска. Были ещё какие-то названия. И так два месяца. Но когда ты уехала туда, телеграммы прекратились. Ты сейчас в Мухтуе?
– Не знаю, что это такое. Я звоню из Ч.
Трубка молчала несколько долгих мгновений. Анна слышала лишь звук переливающейся жидкости.
– Ты поступила разумно. Мой сын начал своё путешествие именно в Ч.
Гертруда Оганесовна, явно чем-то расстроенная, сделала несколько шумных глотков. Анна молчала.
– Ты его нашла?!! – спросила Гертруда самым безнадёжным тоном.
– Пока нет, но…
Ответом ей стали глухие рыдания.
– Тётя Гера, что с вами?
– Как что? Плачу!.. А что ещё должна делать мать в такой ситуации?
– Да какая там ситуация? Скорее всего, он где-то здесь. Просто застрял на рыбалке. Ах, какая тут рыбалка! А преферанс! Quite well!
– Рыбалка?.. – растерянно ответила телефонная трубка.
– Ну, может быть, охота. What’s the difference?
Последовала пауза, заполненная звоном посуды и бульканьем.
– Чаёвничаете? – весело спросила Анна. – Дяде Клаве привет!
– Я одна… пью… и далеко не чай… Обычно так делаешь ты. Вот и я попробовала. А знаешь, Анна, в этом что-то есть.
– В чём? – насторожилась Анна. – Что я обычно делаю?
– Твой папа поставляет мне отличный коньяк. Но не армянский. Ах, я пытаюсь прочесть на этикетке, но буквы расплываются… Сейчас возьму другую бутылку. Может, на ней смогу прочесть…
Последовали всхлипывания и снова звон посуды.
– I understand. Вы расстроены, – проговорила Анна, стараясь придать голосу печальные интонации.
– Вторая бутылка сегодня, – ответила трубка. – Думаешь, это много?..
– Если хороший коньяк и под закуску… may be!
– Твой отец доставил мне свежие эклеры и красную рыбу. Я делаю бу… бо… – В трубке снова что-то забулькало.
– Sandwich? – спросила Анна.
– Бог с тобой, детка… я вовсе не понимаю, о чём ты говоришь. То какая-то охота, то это вот… Где?!! Где, я спрашиваю тебя, мой сын?!!
Анна услышала глухие рыдания, и трубка прощебетала:
– Товарищ Канкасова, продлить разговор?
– Well… Нет… То есть да!!!
Трубка ответила короткими гудками. Анна беспомощно уставилась сначала на неё, а потом через стекло кабинки на нетерпеливо переминающегося в зале переговорного пункта товарища Байбакова. За стеклянной перегородкой виднелись всё те же головки в наушниках. Обе телефонистки делали вид, что ничего не слышали. Анна приоткрыла дверь:
– Они прервали разговор. Fools[67]! Гертруда плачет!
– То есть как? – живо отозвался товарищ Байбаков. – Гертруда?
– Да! Дядя… То есть Клавдий Васильевич наплёл ей с три короба и куда-то уехал. Disappeared. Два дня его нет. Она и запила.
Байбаков кинулся к девицам.
– Девушки, прошу продлить разговор с Москвой.
– Мы стараемся как можем, Сергей Никифорович. Но мгновенно это не получится. Коммутатор устарел, – ответили ему из-за стойки.
Тем временем расстроенная и растерянная Анна прислушивалась к самым печальным звукам в мире – коротким гудкам в телефонной трубке. Это продолжалось несколько бесконечных минут. Наконец, голос, холодный и далёкий, произнёс:
– Соединяю с Ч. Время разговора – пять минут.
– Почему так мало? – Анна беспомощно оглядела зал переговорного пункта, но товарищ Байбаков, казалось, намертво прилип к стойке телефонисток.
– Алло! Тётя Гера! Вы меня слышите? – прокричала Анна в телефонную трубку.
– Слышу, Аннушка. Мне плохо.
Голос в трубке показался Анне ещё более далёким и совсем слабым.
– Тётя Гера! Стоит ли так расстраиваться? Обещаю, я найду Гамлета, и как только…
– Тебе известна судьба его отца?..
– I don’t know[68]… не понимаю… I do not remember[69]…
– Его отец пропал… Гамлет пропал… и самое ужасное… я предала обоих…
– This can’t be happening[70]! Обещаю, я разыщу обоих!
В ответ снова глухие рыдания, но страшнее их короткие гудки, свидетельствующие о том, что мать Гамлета, Гертруда Оганесовна, снова осталась совсем одна в далёкой Москве.
– Товарищ Байбаков! Серёжа! – не выпуская телефонную трубку из руки, Анна высунулась из будки.