Бриллианты безымянной реки

Анне довелось побывать во многих местах этого света. Даже на Кубе. Даже в Китае. Когда-то давно, совсем юной девушкой она вышла замуж за чиновника из Министерства внешней торговли СССР. Выгодный для её отца брак закончился крахом, но Анна вместе с мужем успела посетить множество разных стран, пару лет прожила в Болгарии, но ни одна из этих стран не смогла её пленить. И вот сейчас она смотрит на тёмную воду Вилюя, на его пустые берега с чувством утраты, словно она уронила за борт своё сердце и теперь наблюдает, как бьющийся живой сгусток жизни медленно опускается на дно. Но ещё до того, как её сердце упадёт на илистое дно или на камни – бог весть, что там на дне! – его сожрёт огромная хищная рыба, которая, в свою очередь, станет лакомством медведя. А медведь… Мысль её споткнулась. Пришлось развязывать сидор, извлекать коньяк, украдкой прикладываться к горлышку. Ароматный напиток прояснил её мысли. Она вспомнила и о Георгии. Захотелось расспросить старика о нём, узнать, почему не отправился на рыбалку вместе с ними. Анна уже спрятала початую бутылку на место и собралась перебраться в рубку, но почему-то, наверное, впервые в жизни застеснялась. Там, в рубке, трое мужчин обсуждают серьёзное дело – рыбалку. Какое она, чужачка, имеет право приставать к ним со своими глупыми фантазиями?

Катер покачивался на волнах, Анну стал одолевать сон, и она притулилась у правого борта на пропахших рыбой мешках. Над ней нависала печальная оленья морда. Прямо перед носом воздвигались две покрытые шерстью ноги. Или у оленя лапы? Страха перед животным как не бывало. Наоборот, рядом с оленем как-то теплее. Она уснула и уже сквозь сон почувствовала, как кто-то накрывает её тяжёлым и очень тёплым одеялом.

* * *

Катер пришвартовался глубокой ночью под сенью лиственничной рощи. Осип свёл на берег оленя, который тут же скрылся из вида. Потом он помог сойти на пристань и Анне. Шаткие мостки ходили ходуном под ногами. В щелях между досками блестела вода. Потом они брели куда-то в полумраке. Путь показался Анне чудовищно долгим, а ночлег неуютным, спартанским.

Утром она проснулась совершенно одна в какой-то забубённой хижине – не хижине, на набитом соломой тюфяке, в котором, возможно, вили гнёзда мыши. Зубы её стучали от холода. Страшно хотелось чаю и опохмелиться.

Чай ей незамедлительно доставил старик Архиереев. Вкуснейший в мире напиток он принёс в мятой оловянной кружке, наводящей на мысли о войне, которую Анна помнила лишь по рассказам отца. Наверное, он в перерывах между боями, так же как она сейчас, ночевал в лесной, бог весть кем построенной избушке и пил самый вкусный в мире чай из мятой кружки, а боевой товарищ наблюдал за ним с такой же добродушной заинтересованностью.

– В лесу прифронтовом, – пробормотала Анна. – Amazing…

– Только это не землянка, – отозвался Архиереев. – Землянки тут не вырыть. Ковырни землю на один штык – и вот тебе мерзлота. Это одна из построек оставленного посёлка Амакинской экспедиции, а именно – жилой барак. В этом домике уцелели оконные стёкла и сохранилась «буржуйка», поэтому мы иногда ночуем здесь. Я спал в соседней комнате.

– Барак?

Архиереев кивнул. Анна огляделась. В мутное оконце вливается серый свет – утро, действительно, уже наступило. На потемневших бревенчатых стенах сереют какие-то плакаты с огромными красными заголовками. В комнате кроме грубо сколоченного стола две металлические кровати с «шишечками» и популярными в этих местах панцирными сетками. На одной из них и спала Анна, прикрытая тяжёлым меховым одеялом. Панцирная сетка её ложа отзывалась на каждое её движение жалобным скрипом. Оконный проём закрывает рваная ситцевая занавеска. Что там, за окном? Ночью, после бутылки коньяка, выпитой на раскачивающейся лодке, она поняла лишь, что находится в лесу. А сейчас светлый день. Можно выйти наружу и посмотреть, что к чему. Анна заворочалась в постели, пытаясь вспомнить, раздевалась ли вчера. Ветровка, шляпа и обе пары трикотажных штанов валялись на не слишком-то чистом полу, под колченогим стулом, на котором с риском свалиться на кучу её барахла расположился Архиереев. Убогую обстановку её временного пристанища отчасти компенсировал дурманящий запах хвойной смолы с оттенком дровяного дымка. Анне доводилось слышать столь же густой смоляной аромат во время отдыха на Балтийском побережье, в Светлогорске. Напиток, поданный ей стариком, с приятным, незнакомым привкусом, взбодрил её. Она вскочила с кровати. Сопровождаемая торжественными аккордами панцирной сетки, подбежала к окну. Пол оказался ледяным. В обнажённые руки и ноги тут же впилось несколько кровососов, но смотреть в окно всё равно интересно.