Бриллианты безымянной реки

Просторная, как в сказочном фильме Александра Роу, роща спускается вниз по покатому склону. Стволы лиственниц прямые, как телеграфные столбы, а под кронами пустота – ни подлеска, ни бурьяна. Тут и там видны постройки – небольшие одноэтажные дома, в которых явно никто не живёт. Это понятно уже потому, что натоптанных тропинок между постройками почти нет. Некоторые дома хорошо сохранились, иные же имеют неприглядный вид руин. В целом посёлок под пологом лиственной рощи – довольно печальное зрелище. Трудно поверить, что жившие здесь люди когда-либо были счастливы.

– Это и есть Амакинский посёлок? – спросила Анна.

– Да, – был ответ.

– Как романтично! Пройди сто метров, и вот они, дикие места!

Анна мечтательно потянулась. Общее романтическое впечатление портили вездесущие кровососы, от которых постоянно приходилось отбиваться.

– Не надо никуда ходить. Там, где ты стоишь, кэрэ куо, дикое место. Малолюдней лишь лунные кратеры.

Анна обернулась. Прищуренные глаза. Усы щёткой. За ночь Архиереев будто помолодел. Вот он сидит, опираясь локтями на широко расставленные колени. В плечах и руках – силища немереная, а взгляд мужской, с оттенком высокомерия. Анне известно, что означает такой взгляд. Клавдий Васильевич иногда смотрел на неё так, но куда ему до Архиереева!

– Мне надо принять душ, – проговорила Анна. – И не только. Где тут… Bathroom?

Старик ответил со свойственной ему ироничной обстоятельностью:

– Из двери налево. Идёшь двести метров. Видишь дощатую будку. Это и есть твой бедрум…

– Выгребная яма? Фу!

– Погоди. Это ещё не всё. Места тут и вправду дикие. Водится всякое зверьё…

– Ах, понятно! Медведь и росомаха.

– Не только…

– Ну, может быть, ещё лось.

– Послушай!

Отбросив стул, старик вскочил на ноги. Он поднял с пола и швырнул Анне её одежду.

– Одевайся и слушай меня. Баню топить будем послезавтра, когда приедет Георгий…

– Ах, значит, он всё-таки приедет…

– Не перебивай!

– Места тут дикие и до туалета действительно метров двести бежать. Так что по малой нужде… ну, сама понимаешь, а по большой – иди на выгребную яму. Увидишь господина дедушку – падай и лежи неподвижно, будто мёртвая, или прячься в сортире. Господин дедушка – существо изысканное и запах человеческих испражнений не выносит.

– Господин дедушка – это…

– Ты сразу его узнаешь. Он рыжий и старый. Очень большой. Он – хозяин этого места. Не я, не Георгий и даже не Осип, а он. А то слово, что вертится у тебя на языке, здесь произносить нельзя.

– Understood[77], – вздохнула Анна, натягивая штаны. – Порядки у вас строгие, спартанские. Но я привыкла мыть голову каждый день. That’s it!

Архиереев усмехнулся.

– Тогда ступай к Мире. Подольстись. Попроси по-хорошему. Может быть, что-то тебе и воздастся.

Кто такая эта Мира? Возможно, тоже нечто запретное, необъяснимое и неупоминаемое, как таинственный рыжий дедушка. Анне не хочется больше расспрашивать этого ехидного человека. Ей нездоровится и лень. В голове всё ещё коньячная дурь. Одной кружки чая оказалось слишком мало – её всё ещё мучит похмелье. Хочется на воздух, подышать, подставить лицо свежему ветерку. Архиереев перехватил её в дверях и заставил надеть головной убор с треклятой вуалью. Проклятая сетка! Под ней задыхаешься, но без неё – гибель. Лиственничная роща наполнена роящимся в воздухе гнусом. Ах, эта тайга – лишь на первый взгляд сказочное место. Но гнус, но влажная духота способны свести с ума.

– Ах, выпить бы… – вздохнула Анна, останавливаясь на ветхом крылечке.

Архиереев вышел следом. Доски под их ногами опасно прогнулись.

Старик усмехнулся, махнул рукой:

– Тебе туда…