Бриллианты безымянной реки

– Это стакан.

– Чуть больше. Стакан и одна стопка.

– Стакан и одна стопка делится на троих.

– Да. Два раза по половине стакана и одна стопка. Но надо обождать. Мира ещё полощет волосы…

Они говорили ещё о чём-то, по обыкновению, чередуя слова русского языка с другими, не понятными ей, словами. Анна насторожилась, услышав имя Георгия, которого они именовали Жоркой. Из их разговора, как ей показалось, выходило, что тот непременно скоро явится. Анне тут же захотелось узнать, когда именно приедет Георгий и чем намерен заниматься. Необходимо же рассказать ему о страшном приключении с медведем. Анна заволновалась, залпом осушила кружку, кинулась в дом, словно Георгий уже дожидался её именно там.

Откуда она и взялась-то, каким образом оказалась на её пути, хрупкая, нежная, крошечная, ровно десятилетний ребёнок? Анна вовсе не нарочно и совсем несильно толкнула её, но женщина-девочка с тихим криком повалилась навзничь. Цветастое платье задралось, обнажив изуродованные болезнью ноги, мокрые, змеистые, невероятно длинные пряди разметались по полу. Женщина смотрела на Анну безо всякого выражения глубокими, оттенка южной ночи глазами, а та не могла оторвать взгляда от её красивого лица. Мысли путались.

Ах, какая красавица! Она чем-то похожа на Георгия. Только глаза… Они чёрные!..

Только слишком уж бледная кожа. Наверное, бедняжка не знает, что нынче в моде здоровый загар…

Ах, вот и хозяйка странных платьев…

Ах, как тонки и уродливы её руки и ноги. Это полиомиелит или что-то ещё? Не повезло…

Анна стояла над ней в растерянности, размышляя о разноцветных платьях, развешанных на террасе.

Подскочил Архиереев.

– Ты ушиблась, Мира?!! – закричал он, одёргивая на ней платье. – Надо её поднять!

– Я сама, – проговорила Мира, приподнимаясь.

Она неловко оперлась на правую руку. Тело её задрожало от напряжения. Глаза Анны наполнились слезами.

– I will help[78], – заявила она, подхватывая калеку под мышки.

– Осторожно!

Архиереев суетился вокруг них, желая помочь и избегая прикосновений к калеке, словно та изваяна из тонкого фарфора и он боится её нечаянно сломать. Анна, тем временем, пыталась поставить девушку на ноги, но те подгибались, не слушались.

– Вообще-то я могу стоять. Я могу ходить. Просто я испугалась. Так неожиданно… Но я всё могу сама… Почти всё… – повторяла калека, цепляясь слабой рукой за дверной косяк.

Так они обе застряли в дверном проёме, ведущем на террасу. Анна держала калеку на весу перед собой, обхватив её обеими руками под грудью. Апатии и головокружения как небывало. Сейчас перед Анной стояла важнейшая из задач: во что бы то ни стало поставить несчастную на ноги. Однако совершить это Анне никак не удавалось. По её щекам текли слёзы жалости и досады.

– Как же так? Такая красивая – и калека… It’s not fair!

Из глубины комнат раздался резкий и громкий свист. Архиереев всполошился.

– Осип! Агрегат! Он свистит! – закричал он.

Мира испугалась. Ухватилась обеими руками за косяк и наконец встала на ноги.

– Я стою! Отпустите! Я сама!

Она действительно стояла, прижимаясь всем телом к дверной коробке. Ноги её дрожали, но она стояла.

Осип и Архиереев скрылись в доме. Анна подала Мире стул. Отвергнув помощь, та усаживалась сама. Снедаемая слезливой жалостью, Анна расправила на её ногах цветастое платье.

– Знаю, мои ноги выглядят ужасно, но я могу ходить. Просто я испугалась, – повторила Мира.

Анна погладила её по волосам:

– Надо расчесать.

– Гребень в доме.

И Анна отправилась следом за мужчинами.

В передней, проходной, комнате она обнаружила три аккуратно застеленные кровати. Вместо покрывал здесь использовали мохнатые шкуры каких-то животных. Анна провела рукой по плотной шерсти и проследовала дальше.

В следующей комнате на забрызганном полу стояло большое оцинкованное корыто, полное мыльной водой, широкая мокрая скамья и пара шаек. Анну удивил усилившийся запах «Пингвина». Дверь в следующую комнату была полуприкрыта. Оттуда доносились тихие голоса, звон посуды и возня.

Следовать дальше или остаться здесь? Анну поразило внезапное желание подтереть мокрые пятна на полу, возможно, вычерпать и вынести на улицу воду из корыта. Возможно, чем-то ещё помочь красивой, исковерканной болезнью женщине: Анна искала и не могла найти гребень, расчёску, или что-то подобное. Она, привыкшая жить с домработницей, ничего не смыслила в домашнем хозяйстве. А в соседней комнате звякала кухонная посуда. Оттуда же слышался знакомое уже бренчание десятка крошечных колокольчиков. Анна решилась поискать расчёску там.

– Sorry to bother you, but… – произнесла она, вступая в соседнюю комнату.

В нос ударил густой аромат «Пингвина». В комнате было чудовищно душно. На большой железной дровяной плите громоздилось сооружение из множества стеклянных колб, трубок, соединённых друг с другом резиновыми шлангами. Вокруг плиты возились трое: старик Архиереев, его друг Осип и женщина с острыми фиалковыми глазами по имени Аграфена.

– Я ищу расчёску, – проговорила Анна.

– Как раз можно опохмелиться, – насмешливо ответил Архиереев, вручая ей очередную измятую кружку. – Попробуй!