Бриллианты безымянной реки

Анна посмотрела в указанном направлении. Дощатая, свежевыкрашенная кабинка сортира выглядела довольно живописно в антураже подсвеченной солнышком лиственничной рощи. Чуть выше по склону располагался вполне приличный на вид домик. В чистое оконце выведена дымящая труба печки. На широкой террасе, на верёвках, сушится бельё. Ах, это не простыни, пододеяльники и полотенца. Это яркие, с широкими подолами платья похожи на сценические костюмы цыганского театра «Ромэн». Удивлённая, Анна, забыв о похмелье и собственных неотложных нуждах, направилась к домику. Подойдя чуть ближе, она поняла, что меж развешанных на террасе ярких тряпок кто-то сидит. Анна присмотрелась. Так и есть. Человек! Женщина! Молодая! Анна прибавила шагу. Старик тащился следом, что-то раздраженно бормоча. Он советовал, настаивал, наставлял. Так, двигаясь гуськом, они достигли дощатой будки сортира. Архиереев распахнул дверь. Петли скрипнули. Анна увидела сиденье с характерным отверстием. И запах. Анна задержала дыхание. Он попытался втолкнуть Анну внутрь. Она хотела заругаться на старика, объявить ему, что станет мочиться и какать под кустик, но не зайдет в эдакое сооружение. Глупая отмазка, ведь в «коттедже» Архиереева точно такой же туалет, только стоит он не на отшибе, а находится внутри дома. Странно, а запаха-то она не припоминает! Осмысливая происходящее, Анна приподняла сетку, зажала пальцами нос. Она торопилась как следует рассмотреть цыганские платья. Неужели их кто-то носит, или всё-таки это театральный реквизит? Несколько долгих мгновений она стояла в нерешительности перед распахнутой дверью сортира, словно увязнув в ватной тишине; ни голоса старика, ни скрипа ржавых петель, ни гудения гнуса, ни шелеста ветерка в ветвях над головой. И самое странное: кровососы исчезли. Она уже пару минут стоит, откинув накомарник, и не один из них не польстился на её лоб или щёки. Неведомо почему, но Анна испугалась этой ватной тишины. Внезапно показалось, будто и зрение отказывает ей. Она несколько раз открывала и закрывала дверь сортира, словно желала удостовериться в его реальности. Потом двинулась в обход строения, от ствола к стволу, прикасаясь ладонью к каждому из них, как слепая, ищущая своего поводыря. С вершины сопки в рощу спустился туман. Ватные, влажные, жаркие его клочья зависли между стволов. Будто небо упало на землю или лес в окрестностях безымянной речки вознёсся над облаками. Белая пелена жила собственной, таинственной, жизнью. Что-то бесшумно двигалось внутри неё. Теперь Анна слышала шумное дыхание огромного существа. Всматриваясь в туман, она двигалась, как загипнотизированная. Ей непременно требовалось узнать, кто это так тяжко вздыхает в тумане.

Анна сделала пару десятков шагов и наконец увидела его: огромного рыжего, неподвижного. Из-за завесы тумана на неё смотрели умные, глубокие глаза.

– Кто вы? – не помня себя от страха, спросила Анна.

– Подойди поближе, – прошелестел ветерок у неё над головой.

– Зачем? Я боюсь! – едва слышно отозвалась Анна.

– Не думал, что ещё раз увижу тебя. Выходит, ты меня любишь…

Существо двинулось к ней. Оно приближалось. Теперь стало ясно: оно огромно, ходит на четырёх ногах и целиком покрыто шерстью.

– Господи! Я же нынче не пила! Клянусь, больше никогда не пить! Завязываю!.. – вне себя от страха лепетала Анна.

– Ты – безалаберное создание, но у тебя открытое, чистое сердце. Ты мне нравишься, – был ответ.

– Я пьяница. И вот результат…

Зверь был уже совсем быстро. Она слышала звериный запах. Она видела огромные когти на его лапах. В нескольких шагах от неё зверь поднялся на задние лапы, показав ей своё светлое брюхо. В нём, словно лава в недрах спящего вулкана, зрел рык. Пасть зверя раззявилась. Рёв – или то был хохот? – вырвался наружу оглушающим фонтаном. Морда зверя скалилась, словно он потешался над её ужасом.

– Ах, как мне приятно! – слышалось Анне. – Теперь-то, в таком вот обличье, ты наконец принимаешь меня всерьёз. Ты уважила меня!

Анна вся окаменела, лишь губы её трепетали. Она молилась православному Богу и Матери Его – заступнице всех русских, невесть в каких глубинах своего естества находя, припоминая слова молитвы. Она молилась неведомому и чужому ей Господу Богу, горячо обещая ему с этого момента и навсегда прекратить пить.

– Смешно. Канкасова и Иисус, и Богородица. Ха-ха-ха! В этом месте бог – я. Это моё место. Мне молись.