Бриллианты безымянной реки

Мои путаные излияния прервал гул вертолётных двигателей. Зверь задвигал округлыми ушами. Шерсть на его загривке вздыбилась. Огромная утроба заклокотала. Зверь попятился. Заросли сомкнулись, совершенно скрыв его огромное тело. Кое-как похватав вещи, не забыв и о ружье, я последовал за ним. Выходит, вертолёта я боялся больше, чем Мать-зверя. Вертолёт шёл низко по-над речкой. Лопасти «вертушки» тревожили тихую гладь воды. Если только они меня найдут – а палатку с такой высоты невозможно не заметить – не миновать мне детского дома. Конечно, я хотел вернуться к матери и сёстрам. Но возвращаться надо победителем. А так, сбежавший с украденными вещами, больной, потерянный в Великой Чёрной Тайге кому я нужен? Такого сдать в милицию, а оттуда в детский дом. Нет уж! Не бывать такому! Жорка Лотис вернётся в Амакинский посёлок триумфатором с самым большим алмазом в кармане!

Вертолёт завис над моей головой. Ветви ив согнулись, прижимаясь к земле. Я бросился ничком, закрыл голову руками. Мать-зверь был где-то рядом. Наверное, тоже затаился пережидая. Наверное, ждал подходящего момента, чтобы дёрнуть из укрытия. Действительно, что может даже такой вот огромный зверь против вертолёта и сидящих в нём до зубов вооружённых людей?

Винтокрылая машина, покружив над моей палаткой, ушла на юго-восток. Гул двигателей затих в отдалении, и тогда я снова услышал знакомый уже голос.

– Бежим! – приказал он. – Времени мало! Скоро они вернутся за тобой.

И сразу же треск ломаемых ветвей. И шуршание галечника. И тяжкое громкое дыхание. И внятный звериный запах. Я поднял голову. Мать-зверь ломился сквозь заросли, избегая открытой речной косы. Влекомый любопытством, наперекор страху, я побежал за ним следом.

* * *

У зверя четыре ноги, а у человека только две. Выходит, человек – менее устойчивая конструкция. Вероятно, поэтому я оскальзывался и падал в тех местах, где мой новый товарищ проходил не пошатнувшись. Услышав мой вскрик или сердитую брань, Мать-зверь останавливался и поджидал меня, насмешливо наблюдая, как я выкорабкиваюсь из-под какой-нибудь коряги или неловко прыгаю с камня на камень, преодолевая очередной курумник. Если, оступившись, я исчезал между валунами, зверь возвращался, чтобы посмотреть, как я лежу на галечнике, потирая ушибленную ногу или бок. В такие минуты его взгляд казался мне не только по-людски разумным, но и сострадательным, а порой и ироническим. Казалось, он посмеивается над моей человеческой неловкостью, побуждая подняться и следовать дальше, к неведомой мне цели.

Лишь однажды я заупрямился, улёгся на бок меж камней, делая вид, будто не намерен следовать дальше. Я чувствовал его взгляд, устремлённый на моё жалкое тело. Мать-зверь устроился на осколке скалы и наблюдал за мной свысока, ожидая, пока я одумаюсь. А я ковырялся в гальке, перебирая округлые невзрачные камешки, пересыпая из ладони в ладонь крупный делювиальный песок. Да, проводя долгие часы в камералке, слушая разговоры геофизиков, я изучил классификацию песка. Вот и сейчас, перебирая крупинки в ладони безо всякого смысла, без цели, я вспоминал мать и сестёр, корил себя за слабость, уговаривал не бросать начатого предприятия, не сдаваться на милость спасателей-вертолётчиков. Я обязан вернуться в Амакинский посёлок с триумфом. Перебирая крошечные камушка делювиального песка – всего их было около десятка – я отобрал два сероватых неправильной формы кристалла, обладающих особенным блеском. Остальные песчинки я отбросил, но эти две крутил поочерёдно подушечками пальцев, припоминая картинки из учебника по минералогии. Надо развязать рюкзак и посмотреть. Обязательно! Нельзя просто так бросать эти песчинки. Учебник по минералогии – это ещё и повод привести своё тело в движение. Недомогание всё ещё давало о себе знать лёгким ознобом. Наваливалась непонятная, побеждающая даже страх, сонливость, двигаться не хотелось. Лишь эти две крупинки делювиального песка слегка оживляли мою апатию. Я развязал рюкзак, достал учебник, в котором важные места у меня были отмечены специальными закладками. Я шелестел страницами, рассматривая фотографии, рисунки и схемы. В поисках подтверждения своих догадок я провёл около получаса. Радость находки сменялась приступами горячечной апатии. Возможно, я и уснул бы. Возможно, погрузился бы в горячечный бред, если б не голос. Он вырвал меня из мечтательного полузабытья, прозвучав над самым ухом:

– Человек – не Мать-зверь, ему нельзя так долго лежать на земле.

В ноздри мне ударил острый звериный дух. Ийе кыыл оказался совсем рядом: дедушка возлежал на огромном, возвышающемся над остальными, валуне, держа, как говорится, нос по ветру. Огромные ноздри его трепетали. Своим видом он напоминал шкипера огромного парусника, такого, как в романе Жюля Верна. Ийе кыыл прокладывал нам кратчайший и наиболее лёгкий путь в каменных лабиринтах курумника. Путь к излучине реки. Путь к алмазной россыпи. Я показал ему две мои драгоценные крупинки на раскрытой ладони.