Бриллианты безымянной реки

Бабушка ударила в бубен, приблизилась к дымящему костру. Её лицо в густых клубах дыма казалось изумительно молодым. Она ударяла в бубен снова и снова. Поворачивалась направо и налево. Колокольчики в её косах позвякивали. Серебряные украшения на груди и запястьях шелестели, издавая звук, похожий на шипение рассерженной змеи.

Тан-тала-дин-там! Бабушка поёт на не понятном нам обоим языке. Дым костра клубится, складываясь в призрачные картины. Холодает. Нас щекочут порывы ледяного сквозняка. Гамлет хватает кошму, на которой только что сидела бабушка, и накидывает её мне на плечи. Сам пристраивается рядом, прижимаясь к моему плечу своим. Это почти объятие. Тело моё всё ещё мёрзнет, но душе тепло. Так мы спрятались от холода, два поползня под одной кошмой. А госпожа-бабушка продолжает петь.

Дым костра слегка рассеялся – наверное, так раздвигается театральный занавес, о котором я лишь читала, но никогда не видела. Мы видим заснеженный лес и маленький чум, притулившийся под скальным выступом. Вот к чуму верхом на мохнатом коне подъезжает боотур-удалец в островерхой шапке. Следом за ним идут два оленя. В перемётных сумах на их боках несметное богатство: оленье, лосиное, медвежье мясо, выделанные шкуры, меха. Из чума выходит старуха об руку с молодой девкой. Девка хороша собой, но одета кое-как. Обе радуются богатству.

Госпожа-бабушка кружит вокруг костра, машет бубном, раздувая чахнущее пламя. Мы видим стойбище на лесной поляне. Несколько больших, обтянутых оленьими шкурами чумов. Это стоянка щитолицых. Дочь старухи живёт в одном из них три года, но детей не родит. Родня мужа балует её и задаривает – лучшая еда, самая красивая одежда. А она сучит нитки да рукодельничает. К тяжелой работе её не допускают. Вот жалуют в гости близкие друзья, которых в доме мужа очень любят. Для них готовится угощение. Одни мужчины вырезают деревянное корыто, другие готовят колоду, чтобы мясо рубить, третьи отправились за снегом для воды, кто-то точит ножи и топоры. Свекровь, словно ненароком, говорит невестке:

– Сегодня забьём оленя. Надо воды натаскать да дров побольше принести.

Взяла женщина верёвку. Собралась в лес за дровами, а свекровь ей поперёк дороги:

– Нет, нет! Сиди дома. Я сама.

И ушла в лес.

Женщина в тревоге места себе не находит. Вроде бы всё хорошо, но чует она беду. Вот подкралась она к деткам, мальчику и девочке, что играют возле чума, стала подслушивать.

– Я съем ягодицу от нашей снохи, – говорит девочка.

– Ты – маленькая женщина. Тебе полагается лодыжка снохи. Ягодицы для взрослых мужчин, – отвечает мальчик.

– Нет, мне! Она меня больше всех любит!

У женщины от таких слов сердце к горлу подкатилось. Отдышавшись, она спрашивает у детей:

– Ваши родители собрались меня зарезать? Кто мне правду скажет, тот ягодицу мою получит!

– Мы боимся! – пропищала в ответ девочка. – Родители сказали, что, если проговоримся, они и нас съедят!

За чумами было место, где хранили еду. Женщина зашла туда, незаметно взяла кусок сала, сунула его за пазуху, потом надела лыжи и пустилась бежать в лес. Детям крикнула:

– Детки, я за дровами пошла!

Тан-тала-дин-там! Госпожа-бабушка снова поёт на не понятном нам обоим языке. Дым костра рисует на меркнущем небе призрачные картины.

Вот бежит женщина по марям, буеракам и распадкам, торопится домой, в стойбище, где живут её кровные родственники. Вдруг слышит за спиной шум-гам, крики-голоса. Тут поняла она, что щитолицые гонятся за ней. Не зная, куда деваться, она роет в сугробе нору и прячется в ней. Сидит тихо, от страха ни жива ни мертва и слышит над головой скрип лыж и сердитый голос: «Ох и досада! Такое вкусное угощение сбежало!» Вот щитолицые повернули к дому, а женщина, выбравшись из своего убежища, что есть духу бросилась прочь. Но тут подоспели собаки. Пришлось старухиной дочке лезть на дерево. Долго караулили её собаки. Сколько дней прошло, она не знала. Ох, и исхудала же она. Ноги и руки сделались тонкими, как тростинки. А щитолицие, не дождавшись собак, вернулись за ними, увидели женщину и стали в неё стрелять из луков. Только попасть никак не могли. Решили рубить дерево, но когда оно падало, старухина дочка ловко перескочила на другое. Отчаялись её поймать щитолицые. «Не можем её поймать. Да и худая она стала. Пусть уходит» – с этими словами они ушли. А бедная женщина, дочь старухи, так и не спустилась с дерева, превратившись в белку-летягу.

Тан-тала-дин-там! Госпожа-бабушка поёт на не понятном нам языке. Дым костра оседает. Нам обоим становится жарко под кошмой, и мы сбрасываем её на землю.

* * *

Бабушка упала на колени. Голова её запрокинулась назад. Бубен выпал из руки. Она выглядела изнурённой. Тотчас откуда-то явилась одна из её собак, та, у которой острые уши, и лизнула хозяйку в щёку. Подошёл молчаливый Осип, поднял бубен и вложил его в правую руку бабушки. Поднял кошму и расстелил её возле костра.

– Страшная сказка! – прошептал Гамлет.