Бриллианты безымянной реки

– Страшна не сказка. Страшны щитолицые. Они до сих пор бродят по этой земле, людоеды, – тихо отозвалась бабушка. – Однако теперь твоя очередь, дочка. Рассказывай свою сказку.

– О! Она знает их много! – улыбнулся Осип.

Я потупилась. Куда мне до бабушки.

– Спой нам, Мира! – проговорила бабушка, устраиваясь на кошме.

– Я готова. Вот только…

– Просим! Просим!

Гамлет захлопал в ладоши так громко, что собака насторожила уши. Тотчас явилась её безухая товарка с оскаленной пастью и вздыбленной холкой.

Тан-тала-дин-там! Госпожа-бабушка хлопнула ладонью по бубну. Запястья на её руке, колокольчики в её косах, ожерелья на её шее отозвались глухому зову бубна. И ещё раз: тан-тала-дин-там! Ну как тут устоять, если есть такой аккомпаниатор?

– Я вижу битву, которая произошла на этом самом обрывистом берегу. Воины Сокола сражались с воинством Вороны, решившим завоевать это благодатное для жизни место – смело прошу я, ободряемая взглядами близких.

* * *

Вижу это место. Лысая вершина сопки. Один склон круто обрывается к госпоже Вилюю. Остальные покаты и поросли тайгой. Огромную гору оббегает безымянная речка. Кое-кто называет её Алмазной, но её с таким же успехом можно именовать и Сапфировой, и Гранатовой, и Богачкой. Места эти завидные для житья. Окрестные леса изобильны дичью и ягодами. В речке нерестится рыба. Место уединённое, но до бабушки-кормилицы Вилюя рукой подать. Много найдётся желающих поселиться в таком месте. Вот и вождь племени Тураах[31] позарился на него. Но как возможно использовать для кормления местные угодья, если на лысой вершине сопки уже поставили свои тордохи люди племени Мохсогол[32]?

Сколько лет минуло с той поры, когда боотуры племени Тураах надели крашенные охрой кровавые одежды? Триста? Четыреста? Пятьсот? Этого никто не помнит. Однако точно известно, что боевые крики боотуров племени Тураах похожи на карканье ворон. Призывая удачу, они рубят острыми пальмами[33] верхушки молодых лиственниц – так они расправятся с врагом! Битва, которой так старались избежать их враги, явилась без зова и тяжёлым кулаком постучала в их двери. Так стучит колотушка шамана Тураах: бум-бум-бум. Так ревёт жертвенная краснопятнистая корова. Её кровью шаман Тураах наполнил свой бубен.

Вождь Тураах натянул тетиву лука так, что тот округло выгнулся до самого его уха. На кончике его стрелы наколото сердце жертвенной коровы. Громко хлопает пластина на запястье вождя: наколотая на кончик стрелы кровавая жертва устремилась в небо. Люди Тураах неотрывно следят за её полётом. И вот стрела вернулась обратно. Сердца на ней не оказалось. Стрела вонзилась в землю, дрожа и покачивая хвостовым оперением – духи приняли жертву.

Шаман Тураах взял ковш, оплетённый конским волосом, зачерпнул кровь, налитую в бубен, и окропил ею сваленное в кучу оружие.

Потом шаман Тураах из того же ковша, оплетённого конским волосом, окропил кровью колепреклонённых людей Тураах.

Вождь Тураах утверждает, что победителем выходит тот, кто первым кинется на врага, и потому войско Тураах задолго до рассвета выступило из становища. Шагая по поросшему мхами и ягелем кочкарнику, боотуры издавали пронзительные вопли, похожие на воронье карканье.

* * *

Девочка племени Мохсогол лежала в чёрной душной темноте под жаркими шкурами. Над её головой в круглом отверстии дымохода небо уже просветлело, но подняться и идти на улицу девочка не могла – за стенами тордоха кипела битва. Воронье карканье и яростный соколиный клёкот доносились с обрывистого берега матушки Вилюя. Девочка лежала в темноте и молила духа Кыырт Мохсогола даровать победу её племени. Внезапно в тордох вбежал её отец – вождь племени Мохсогол. В одной руке окровавленная пальма. В другой – полупустой колчан. За плечами лук. Щека рассечена. Открытая глубокая рана зияет красным мясом. Глаза блестят, как бывает в горячечном бреду. Снедаемый возбуждением битвы, он оглядывается по сторонам так, словно в собственном тордохе ожидает увидеть врагов. Наконец взгляд его натыкается на деревянную чашу с водой. Отбросив в сторону колчан со стрелами, он жадно припадает к ней. Вода расплёскивается и течёт по его подбородку на расшитую доху.

Он выпил всю воду и, отбросив чашу в сторону, обратился к дочери:

– Молчи. Не шевелись и не высовывайся. Мы отобьёмся.

В ответ на его слова новая волна воплей прокатилась над долиной, захлопали костяные пластинки, алчно свистя, полетели стрелы. Одна из стрел – страшный снаряд с раздвоенным наконечником – влетела через дымоход и вонзилась в потухший очаг. Отбросив порожнюю чашу, вождь Мохсогол одним движением перерубил жердь, поддерживающую шкуры. Прежде чем тордох осел на голову девочки, вождь схватил колчан со стрелами и выскочил наружу.