Бриллианты безымянной реки

Осип помнит бабушку молодой. Ах, как она танцевала тогда! А как пела! Её таланты не иссякли и сейчас. Мелодичный грохот её бубна, звон её ожерелий, обаяние её голоса и движений чаруют и сейчас. Когда она танцует, я впадаю в некое подобие транса. Искалеченные болезнью конечности перестают болеть. Я забываю о горечи минувшего, и тревожные мысли о будущем перестают томить меня. Осип и Изольда оба в один голос уверяют, будто в такие моменты и я танцую, и я пою. Ах, если б сбылось такое чудо! Но высот бабушкиного искусства никому не постичь. Особенно мне. И не только из-за увечья. Сестра Изольда вполне здорова, но петь, но танцевать?.. Иное дело – трудолюбие и смирение. Этих качеств нам с Изольдой не занимать. Зато бабушка умеет и себя подать, и гостя принять честь по чести. У неё всё устроено так, будто каждый день гостей поджидает. Вот и сейчас вынесла из чум-утэна трёхногий столик. Ах, чего на нём только нет! И вяленая оленина, и сметана, и лепёшки, и вяленая рыба. Среди этого великолепия очень кстати пришлись и мои карамели, и мочёная морошка. Гость посматривал на наше изобилие со сдержанным интересом. Ко мне он обращается ласково, с необычной для наших мест любезностью. Называет меня «очаровательной» и «милой». Однако я заметила, как он смущается, как отводит взгляд от моего костыля, с какой нарочитостью «не замечает» моих неловких движений. Мы расселись вокруг трёхногого столика. Неподалёку, над большим и весёлым костром, уже закипал котёл с бабушкиным колдовским варевом. Брат Георгий иронично называл бабушкин чай «компотом». А мне очень нравился его горьковатый вкус и терпкое, долгое, дарующее лёгкость послевкусие. Если бабушка варит свой «компот», значит, будут танцы, зазвенят серебряные колокольчики на шее и поясе госпожи-бабушки. Ах, как жаль, что с нами нет Изольды!

– Меня зовут Гамлет, – проговорил гость. – Гамлет Тер-Оганян. Я приехал сюда по делу. О, я и не думал, что вы тут так живёте!

– Как? – спросила я.

Он недолго маялся, подыскивая слова. Видимо, привык с ходу говорить всё, что думает, не опасаясь за последствия. Скорее всего, он не только образован, но и происходит из семьи важного московского начальника, такого, как руководитель Амакинской экспедиции товарищ Богатых.

– Я думал, здесь жизни нет никакой. Точнее, трудная жизнь. Мало еды. Всюду очереди. Бедность. А тут у вас… – произносит он, и в голосе его звучит растерянность.

Вот он потянулся к заднему карману брюк с таким видом, словно там хранится драгоценность.

– Здесь мало людей, – ответила я. – Некому в очереди становиться. А жизнь здесь небедная. Знаешь, как рассказывал об этих местах легендарный Кодакчон своему приятелю из племени Ала Тураах?

– Откуда мне…

– А вот слушай: «Охотился я на матушке Вилюе. Вывел случай к маленькой речке. Надо её перейти, а мне лень снимать торбаса. Перешёл речку вброд, не разуваясь. Выбрался на противоположный берег, глянул: а у меня в голенищах столько рыбы, что на большой котёл хватит». Или вот такая история, рассказанная Кодакчоном всё тому же Серому ворону. «Поздно вечером, в темноте, я расположился на ночлег на берегу всё той же крошечной безымянной речки. Привязал коня. Думал, к молоденькой лиственнице привязал. А наутро глядь: бродит мой конь и волочит за собой красавца-журавля. Журавль-бедняга так объелся, что с места не мог двинуться, вот я и привязал коня к журавлиной шее»…

– Любопытные истории. Оригинально! – Гамлет смотрит на меня с искренним интересом.

Глаза его сделались масляными, словно он саламата[30] объелся.

– Да, да. Это может быть очень интересно для фольклёристов, – добавляет он.

Тем временем бабушка разливает по кружкам кипящий, пахучий настой из котелка. Перед тем как проглотить его, Гамлет отведал и молока, и вяленой оленины, и мочёной морошки поклевал, а вот от моих карамелей отказался. Он пытался скрыть брезгливость, но у него это не получилось. Бабушка заставила нас обоих выпить «компот», требовала, чтобы мы осушили кружки до дна, но Гамлет долго вертел оловянную посудину так и эдак, рассматривая её мятые бока и неровную кромку. Несколько раз на его красивом лице возникала всё та же портящая его мина брезгливости.

– Младший брат Миры, Георгий, гордый и самоуверенный человек, – как бы не к месту, проговорила бабушка. – А ты – хороший. – Она погладила гостя по руке. – Совсем не такой, как щитолицые…

– Щитолицые? – удивляется Гамлет, опрокидывая свою кружку вверх дном, чтобы мы могли видеть: он выпил всё до последней капли. – Ах, этот ваш… чай? Чай! Он так похож по вкусу на виноградное вино!

– Лесть, как хорошо отточенное оружие! – отвечает бабушка.

Улыбка её сияет. Подхватив бубен, она поднимается с кошмы. Так вспархивает поползень, так взвивается к нему дым от вспыхнувших поленьев.

– Кто такие щитолицые, госпожа-бабушка? – вежливо спрашиваю я.

– В давние-давние времена один щитолицый взял в жены дочь одинокой старухи.