Бриллианты безымянной реки

– Коренные народы этих мест, саха и те, кого вы называете тунгусами, издавна жили при коммунизме. Потом явились русские, немцы, евреи, армяне и другие народы. Они отменили наш коммунизм. А потом пришли большевики. Эти толковали о коммунизме, ничего в нём не смысля. Вот и ты говоришь о большевиках, об их партии, но ты ничего не знаешь о коммунизме. И в университете тебе об этом не расскажут.

Удостоверившись в неадекватности собеседницы, я уселся на мягкий мох, устилавший лесную прогалину. Веселиться так веселиться! Эх, жаль Канкасова этого не услышит! Такое развлечение за деньги не купишь. Какие там танцы под живую музыку, пусть даже в «Арагви»! Заметив моё движение, корова шумно вздохнула и, тяжело переступая копытами, повернулась ко мне задом. Ни одна из собак и ухом не повела, а женщина принялась плести свою косу. Руки её двигались проворно. Наблюдая за мельканием её костистых, с выступающими венами кистей, я, основываясь на полученной информации, принялся прикидывать её годы. Получалось не мало. Стоит ли в таком случае удивляться странным разговорам об утраченном коммунизме?

– Тебе не следует сидеть на голой земле – ты не собака, – закончив дело с косой, произнесла она и поднялась на ноги. – Мягкость мха обманчива. Под ним совсем немного земли, тонкий слой, а ниже – вечный лёд. Он вытянет из тебя все силы. А силы тебе ещё понадобятся.

Роста она оказалась немаленького и широка в плечах. Во всём её облике чувствовалась неукротимая энергия. Канкасова называет это charismatic[25]. А мне почему-то вспомнилась минувшая зима и телевизионные репортажи об играх суперсерии НХЛ-СССР по хоккею и выдающийся канадский игрок Фил Эспозито на телеэкране. Конечно, его мужественный профиль ничем не напоминает женский, но charismatic, но обаяние! Пожалуй, моя новая знакомая по этой части ничем не уступает канадскому форварду.

– Мать родила меня в посёлке Чона. Мой отец был шаманом, – проговорила женщина. – Он умер незадолго до того, как я вышла замуж за Осипа и уехала в Нюрбу. А это случилось за год до того, как властью овладели большевики и за двадцать пять лет до того, как продолжилась Великая война. Многие погибли тогда. А потом я потеряла и мою Чону. Её скрыли воды водохранилища.

В глазах её тёмным облачком мелькнула печаль, а я поднялся с земли. Нет, не холода вечного льда испугался я. Просто негоже мужчине сидеть, когда перед ним стоит пожилая женщина.

– Понимаю. Дочь шамана. Бубен, ритуальные танцы у высокого костра. Мистика нынче не в моде, но народные традиции надо беречь. Так?

– Ты прав. Я хорошо пожила. Долго. Дольше многих. Надо последние долги отдавать. Чувствую, как чернеет моё сердце. Чувствую, как тают мои силы. А когда-то они казались мне вечными, как лёд, покрывающий коркой эту землю, как ледяное дыхание Годового Быка. Седло моей жизни стало ненадёжным, но я каждый день прошу красавицу Ахтар Айысыт[26] приумножить мой род до того, как я отправлюсь в нижний мир.

Она словно не слышала моих слов, но отвечала моим мыслям, ещё не недодуманным, едва сформировавшимся, зачаточным. Нет, пожалуй, Фил Эспозито сущий сопляк, по сравнению с этой женщиной. Эта женщина и её ловкий муж, наверное, и не подозревают о существовании Фила Эспозито, потому что не имеют телевизора и не читают «Советский спорт». Действительно, пробираясь меж руинами бывшего посёлка, я видел лишь лиственницы, прогнившие столбы да оборванные провода. Видимо, когда-то здесь была дизельная электростанция, но теперь… Надо быстро решать свои вопросы и убираться с этой речки. Ч. – столица вселенной по сравнению с этой лесной трущобой.

– Ты нужен нам для дела… – продолжала женщина.

– Аналогично! Я и пришёл по делу. Ищу отца. Точнее, его следы. А ещё точнее, речь идёт о кладе золота. Вы только не подумайте, что я не люблю своего отца. Я его, конечно, люблю, хоть ни разу и не видел. Его зовут так же, как и меня – Гамлет Тер-Оганян. Не слышали о таком?..

Увлечённый взглядом её фиалковых глаз, я поведал корове и двум собакам о своих горьких сомнениях относительно порядочности приёмного отца и матери, о золотом кладе, завещанном ЗК-доходягой моему родному отцу. Даже о своих противоречивых чувствах к Канкасовой выболтал. Да мало ли ещё чего я мог бы наболтать, загипнотизированный фиалковым взглядом, неверующий в гипнотизёров Фома! Но и этого мало! В течение своей пространной речи я, кажется, несколько раз назвал женщину товарищем Шаманкой, а это уж вовсе недопустимо. О! Я ещё многого наговорил бы, если б женщина не перебила меня.

– Золотой клад? – переспросила Шаманка, когда я, утомлённый собственным многословием, на минуту умолк. – Золото не имеет цены на этой земле.

Очередной словесный выплеск встал мне поперёк горла, как зачерствелый пересоленный сухарь.

– Золото? Не имеет? – прохрипел я. – А что же тогда имеет?