Бриллианты безымянной реки

Вот оно! Наконец-то! Приглашение получено! Только сейчас Георгий заметил, что официантка давным-давно упорхнула, но, опустившись на стул, он облегчения не испытал. Наоборот. Теперь, при ближайшем рассмотрении, желанная особа показалась ему поразительно трезвой, что предполагало в перспективе некоторую несговорчивость.

Женщина загасила сигарету в кофейном блюдечке.

– Я всегда много курю в аэропортах, а это… – Она кивнула на початую бутылку «Столичной». – Просто я боюсь летать.

Георгий покивал, всем своим видом выражая сочувствие.

– Мне уже легче. Вот думала, помру. Понимаете, страх доводит меня до судорог. И знаю: все страдания напрасны. Всё пройдёт и забудется. Со мной такое ведь и раньше случалось. И проходило. Это, понимаете, как болезнь. Бацилла, вирус, микроб… Disease[36]! А потом озноб, температура, ломота в мышцах. До судорог. И мозг, понимаете, отключается…

Она лепетала что-то ещё. Слишком долго говорила, тараторила, волновалась, брызгая слюной. Совсем не пыталась рисоваться, не поправляла растрепавшиеся пряди, и губная помада размазалась вокруг губ. Смешно так, будто лицо перепачкано морошковым вареньем, но Георгий не смеялся, кивал сочувственно. Ведь женщина толковала о важном, сокровенном, наболевшем. Ей, пожалуй, и не важно вовсе, слушает её Георгий или нет. И окажись на месте Георгия любой другой страдающий от вынужденного безделья в аэропорту между рейсами, она, пожалуй, говорила бы тоже, так же откровенничала бы о своих страхах и судорогах. А у самой причёска совсем растрепалась. Аккуратного вида гнездо из взбитых и заколотых шпильками прядей превратилось в эдакий «лошадиный хвост», стянутый на макушке тугим узлом. Тоже модно, но элегантности в такой причёске нет. Георгий успел пересчитать и задорно торчащие из причёски шпильки. Пока их только восемь, но может оказаться и больше. Не слишком-то прислушиваясь к бессвязной болтовне собеседницы, Георгий успел изучить её всю. Даже под стол заглядывал, а там обтянутые прозрачным нейлоном колени видны из-под подола, там туфли на толстых каблуках с тупыми широкими носами. Наверняка очень модные и, опять-таки, подлинные, настоящая фирменная вещь. Сумочка при ней странного изумрудного цвета. Неужели и вправду из крокодильей кожи пошита? Да и манеры незнакомки достаточно развязные, не скованные границами, рамками, канонами привитых в комсомольской или партийной организации приличий. И главное – искренность. Она хоть и модно прикинута, но не заботится о впечатлении, производимом на окружающих. Опрокинув очередную рюмку, она задаёт волнительный для Георгия вопрос:

– А вы сами-то откуда?

– С Ч. Есть в Якутии такой посёлок.

Ответ выскочил из него внезапно, как поднятый собакой заяц. Ах, если б можно было хоть минуту подумать, то он сказал бы, что из Гродно или, бери выше, из самого Минска. Смущённый собственной правдивостью, Георгий умолк, а незнакомка сказала просто:

– А я из Москвы. Страху натерпелась, пока сюда долетела. А тут еще эта пересадка, и ждать шесть часов. А потом ещё лететь долго. А там ещё одна пересадка. Too[37] long!

– Это куда ж вы так далеко летите? Да погодите. Позвольте я вам налью. Не хорошо так – самой себе наливать.

Наполняя её рюмку, Георгий думал: вот сейчас женщина и ему предложит выпить за компанию, но та вдруг намертво умолкла. Просто смотрела, как прозрачная жидкость наполняет её стопку, а потом шумно, по-мужски сглатывала, не морщась, закусывала всё тем же тонко порезанным говяжьим языком, пренебрегая хреном и горчицей.

– Далеко – это до Владика? – поинтересовался Георгий.

– Нет. Closer[38]. Но всё равно четыре часа лёта. А это долго. Я боюсь летать, понимаете?

Сказав так, она задумалась, уставилась в огромную витрину окна. Что-то нашла она интересное в течении аэропортовской жизни. Георгий за компанию с ней тоже некоторое время смотрел, как маневрирует по лётному полю спецтехника. Наблюдать за манипуляциями аэропортовских рабочих скучно. Совсем иное дело – разговаривать с незнакомкой, но та молчит, как отключенная от сети радиоточка.

– А у нас в аэропорту нет таких больших окон, – проговорил Георгий, пытаясь вернуть её внимание. – У нас нигде больших окон нет, потому что зима начинается в сентябре, а к концу октября так заворачивает! Чем больше окна, тем больше потери тепла зимой.