Движения внаклонку давались ему легко, дышал он неслышно, без одышки. Порой он останавливал свою работу, замирал, согнувшись в пояснице. Высматривал что-то на половицах. Отгибал края пёстрого коврика, будто что-то потерял. Хозяйка же тянула из-под головы подушку. Причитания её казались Анне слишком громкими и не к месту.
– Как же отстирать-то это? И покрывало извозила. Хорошо, хоть туфли сняла. Какой разгром! С кем воевала?
На последний вопрос Анна сочла необходимым ответить:
– Он ударил меня. В том, что горшки разбились, виноват он, а не я!
– Он у нас такой! – усмехнулся Архиереев. – Недотрога! Как жена сбежала, баб к себе не подпускает, но москвичка ему нравится, выходит, не всё ещё потеряно и для неё и, главное, для него.
Старик подмигнул Анне, поманил жену, протягивая ей на раскрытой ладони какой-то крошечный, с чечевичное семя, сверкающий предмет.
– Звёздочка. Нашлась-таки Жоркина пропажа. А нечего было без толку руками махать. Ты, Савва, сам-то старый, а глаза, как у молодого орла!
Сказав так, жена погладила мужа по голове. Потом они оба долго, склонив седые головы к стариковской ладони, рассматривали сверкающую «чечевицу». Так счастливые родители смотрят на спящее в колыбели родное новорожденное дитя.
– Говорила я тебе: не дело – прятать ЭТО в цветочный горшок. Это тебе ещё повезло, что она осколки и герань с землёй в печную золу ссыпала. А поступи она по другому – вот была бы тебе работа и от Жорки нагоняй!
– Мне надо позвонить в Москву, – тихо проговорила Анна.
– В Москву звонить – это дело, – быстро отозвался старик.
– Скоро Серёженька явится и отведёт тебя на переговорный пункт, – сказала его жена.
Глава 9
Не пей вина, Гертруда![66]
Если 21‑я «Волга» благородного оттенка «слоновая кость» является олицетворением автомобильной классики, а такой автомобиль в Ч. всего один, то среди мотоциклов этот титул однозначно принадлежит «Яве». Обязательно вишневой, ведь другие цвета в Ч. не поставлялись, с цировками, округлыми боками и блестящими «щеками» изящного бензобака. Лёвка Витюк украсил седло своего приобретения бахромой с плюшевой скатерти – бабушкиного наследства, а на руль установил клаксон. Клаксон, в отличие от сияющей хромированными деталями «Явы», вещь старомодная. При нажатии на грушу клаксон выдаёт столь пронзительный звук, что с придорожных дерев вспархивают шайки изумлённых дроздов.
Вишнёвую «Яву» Лёвки Витюка в Ч. знали все, как и самого Лёвку, и в лицо, и по сути. Обязанности личного водителя начальника «Вилюйгэсстроя» Лёвка совмещал с функциями его же порученца, а порой, если речь шла об охоте или рыбалке на отдалённых речках, то и денщика. Такое несоветское слово «денщик», впервые произнесённое кем-то из заезжего начальства, понравилось Лёвке. С тех пор он иначе себя и не называл. Сам товарищ Байбаков часто журил его за, как он выражался, любовь к барщине, а пару раз под горячую руку грозился как следует проработать на партсобрании. Однако Лёвка угроз не боялся, потому что членом КПСС не был. Свободное от поручения товарища Байбакова время отдавал обычным для жителей Ч. занятиям: охоте, рыбалке, грибам да ягодам, являлся опытным таёжником и потому человеком особой ценности.
Лёвка Витюк – небольшого роста, крепкий, с бычьей шеей и некрасивым, но улыбчивым лицом – был человеком юморным, в общении с товарищами активным и открытым. К жизни относился с задором, вот только жениться не спешил. Возраст Лёвки уже приближался к тридцати годам, а он всё ещё состоял в переписке с какой-то женщиной с материка. Ходили слухи, дескать, познакомился в отпуске – отпуска у северян длинные! – влюбился, но любовь к Ч., северным лесам и рекам оказалась сильнее чувств к даме сердца, которая в Ч. из средней русской полосы переезжать никак не соглашалась.
Привычки «денщика» самого товарища Байбакова известны в Ч. каждому.
– Слышите, мотор жужжит, как бормашина? Смотрите – это Лёвка-денщик мчится на своём мотоцикле. Наверное, товарищ Байбаков дал поручение отвезти бумаги на почту, – так говорит один гражданин Ч. другому, завидев в конце улицы облако пыли.
И действительно, через минуту вишнёвая «Ява» проносится мимо с рёвом и треском. Пыль столбом. Воняет выхлопом. На бахромчатом седле восседает торжествующий Лёвка во всём цивильном: белая рубашка с отложным воротничком, синие со стрелками брюки, но на ногах по летнему времени сапоги с голенищами гармошкой. Обветренное лицо Лёвки хранит серьёзное, сосредоточенное выражение. Губы плотно сомкнуты в полуулыбке. Голова и верхняя часть лица прикрыты специальным шлемом с тонированным «забралом». В глянцевой поверхности шлема отражаются бледные небеса и солнышко Ч.