Бриллианты и булыжники

Зато Н. Евреинов[182] в своей драматической хронике из партийной жизни «Шаги Немезиды» впадает (или вернее впал) в грех обратного порядка. Пытаясь слиться в своей пьесе с жизнью современной России, отразить ее хотя бы частично, он избрал сюжет из очень мало кому известной области – интимной жизни вождей коммунистической банды. Фабула драматической хроники «Шаги Немезиды» построена на фоне внутрипартийной грызни, результатом которой было падение и казнь Ягоды, Зиновьева, Каменева, Бухарина и других подсудимых нашумевших на весь мир процессов. Действующие лица, во-первых, сам Сталин, перечисленные выше оппозиционеры, затем, конечно, Ежов, Радек, Вышинский, несколько второстепенных персонажей и две не оглашенные на процессе, вряд ли существовавшие в действительности женщины. Каким историческим материалом пользовался автор для создания психологической канвы своей пьесы – его личная тайна. Откуда он брал его, покрыто мраком неизвестности. Вернее всего, что с потолка или из каких-либо других мест от него недалеких. По крайней мере, психологический облик Бухарина, схематически вычерченный Н. Евреиновым, очень далек и от поведения самого Бухарина на процессе и от тех отрывочных сведений закулисного характера, которые иногда мелькают в газетах русского зарубежья. То же самое можно сказать и о Радеке. Ежов охарактеризован заурядным чекистом среднего ранга, но, думается, что он всё же был более крупной фигурой этой «почтенной корпорации», иначе ему вряд ли удалось бы подобрать ключи и свалить Ягоду. Не хотелось бы применить термин «халтура» к столь крупному драматургу режиссеру и театроведу, каким был Н. Евреинов. Но ведь у каждого писателя бывают творческие провалы, за которые ему потом приходится стыдиться.

Столь же беден и отдел поэзии. В тетради стихи только двух поэтов: неизменного для журнала В. Смоленского, давшего продолжение своего перевода эпической поэмы «Любовь Тристана и Изольды», кстати сказать, мало чем отличающегося от уже имеющихся в архиве русской словесности переводов этого произведения, и немножко лирики А. Ве-личковского. Вот и всё.

Что же это? Так ли уж на самом деле оскудела авторскими силами современная зарубежная русская литература? Этому не верится. Ведь объединил же альманах «Литературный современник» на своих страницах свыше шестидесяти авторских имен, различных, конечно, по уровню своей талантливости и по своей художественной направленности, но вместе с тем безусловно заслуживающих внимания со стороны читателя, и в целом дающих яркое и вполне реальное представление о большой и напряженной литературной работе, свершаемой в наши дни русским антикоммунистическим зарубежьем. Внимательному обозревателю к этим шестидесяти именам пришлось бы добавить и еще нескольких, к сожалению, систематически замалчиваемых критикой авторов, например, талантливого Н. Е. Русского, сатирические рассказы которого от времени до времени появляются на страницах «Русской мысли», но тонут в необъятном море дамского «творчества», денационализированной халтуры Анри Труайя (Тарасова) и прочей бесцветной пошлости, заполняющей эти страницы, хотя Н. Е. Русский бесспорно обладает ярким талантом сатирика, знанием подсоветского быта, тонкой наблюдательностью, а, кроме того, антикоммунистической заостренностью своих тем и прекрасным современным русским языком, даже с некоторой «шолоховской» его акцентировкой.

Зато отдел воспоминаний всех видов занимает едва ли не две трети всей печатной площади рецензируемой тетради. Наиболее интересны из них «Горький и черт» – воспоминания И. Сургучева об одном, в известной степени мистическом, эпизоде из жизни Горького.

– На свете, друг мой Горацио, есть многое такое, что и не снилось нашим мудрецам, – заканчивает словами Шекспира эти свои воспоминания автор.

Присоединимся к нему: много непонятного, могущего быть истолкованным только при помощи мистики, происходит нередко в нашей обыденной, повседневной жизни.

Просматривая все тетради «Возрождения», выпущенные в текущем году под редакцией Г. Мейера, приходится отметить полное отсутствие в них какой-либо четкой доминирующей направленности. Журнал то бросается в театроведение, уделяя статьям о театре и даже рецензиям о парижских постановках превалирующее место, то погружается в сумерки воспоминаний, то стремится заполнить свои страницы максимумом авторских имен, а то, наоборот, сводит количество авторов до минимума… Странно… Ведь путь «Возрождения» намечен не одним десятком лет и, думается, должен был бы быть вполне точным и определенным.