Бриллианты и булыжники

Не имея в руках русского подлинника «Доктора Живаго» и пользуясь лишь итальянским переводом этого романа, нельзя, конечно, анализировать язык Б. Пастернака. Можно лишь предположить, что прозаик-Пастернак полностью отмежевывается от какого-либо словесного трюкизма, стремится писать просто, без нарочитых «украшений», вкладывая максимум смысла в каждую свою фразу. Композиция романа очень сложна и вместе с тем построена прочно и целеустремленно. Каркас «Доктора Живаго», его фабульный скелет создан из нескольких ведущих линий сквозного действия, то пересекающихся меж собой, то вновь расходящихся, но связанных в финале общим для всех концом – моральной или физической гибелью. Ничего лишнего, и все слито в общей, единой гармонии, выражающей основную мысль автора, его отрицательное отношение к Октябрьской революции, как к подавлению всех видов свободы, а главным образом свободы человеческого духа. Автор показывает своего героя в образе своего современника, может быть даже частично и самого себя. Доктор Юрий Андреевич Живаго родился в Москве в конце прошлого века. Его отец – широкий, удачливый коммерсант. Под влиянием темного дельца, адвоката Комаровского, он запутывается в своих аферах, уходит от семьи и кончает жизнь самоубийством. Умирает и мать Юры Живаго, но он сам остается в том же кругу высшей московской интеллигенции, живет в семье культурнейшего и гуманнейшего профессора Громеко, блестяще оканчивает университет, становится многообещающим врачом и научным работником, к тому же пишет прекрасные стихи; в целом – он один из цветков интеллектуального слоя лет, предшествовавших Первой мировой войне. Политика, как таковая, ему совершенно чужда. Он живет в области науки и искусства. Чужды ему и страсти. Он женится на дочери профессора Громеко без особой любви к ней, но скорее в силу своей внутренней уравновешенности. Лишь одна встреча с девушкой совершенно другого круга – Ларисой Гишар оставляет глубокий след в его душе; он подавляет эту зародившуюся любовь, заглушает едва лишь вспыхнувшую искру. К тому же в жизнь еще юной Ларисы вторгается та же злая сила, которая привела к самоубийству отца Юрия Живаго – адвокат Комаровский. Он становится одновременно любовником Ларисы и ее матери, калечит душу девушки, и ей лишь с неимоверным усилием и глубоким надрывом удается уйти от него. В роман вступают новые лица, революционные идеалисты – рабочие Антипов, Тиверцин и сын Антипова – Паша, которому Пастернак в дальнейшем отводит большое место в романе. Пока это скромненький, чистенький, хорошо учащийся мальчик-реалист, потом – студент. Его отец сослан, и Лариса, пожалев этого, как ей кажется, беззащитного одинокого юношу, выходит за него замуж. С его стороны – пламенная любовь, далеко не удовлетворенная отношением к нему жены.

Все предшествовавшие революции 1917 года исторические события Б. Пастернак затрагивает лишь вскользь. Волнениям 1905 года он уделяет только несколько страниц, насыщенных сарказмом по отношению к фанатикам революции. Войне – также немного, касаясь лишь области порожденных ею психологических сдвигов. Исторические лица и исторические события полностью отсутствуют. «Доктор Живаго» совсем не «исторический роман».

Вернувшийся в Москву после развала армии доктор Живаго поражен происшедшими в это время переменами в самих людях: «Все стали до странности обесцвеченными, угасшими, никто не сохранил своей собственной индивидуальности, собственных идей».

Ошеломляет его и вид самой Москвы. Она «раскинулась темная, немая и голодная. Ее магазины пусты, и люди даже забыли о существовании таких вещей, как дичь или водка».

Но доктор Живаго чужд обывательского протеста против революции. Наоборот, он склонен в то время видеть в ней зарю чего-то грандиозного и небывалого. Он говорит: «Нам предстоит что-то до сих пор невиданное, никогда еще не свершавшееся. Если мы уцелеем до момента, когда будут писать воспоминания об этой эпохе и прочтем их, то убедимся, что за эти пять или десять лет мы пережили больше, чем другие за целые столетия… Я думаю, что России суждено стать первым в мире царством социализма. Когда это осуществится, мы будем надолго ошеломлены и, придя в себя, не вернем большей части хранившегося в памяти. Мы забудем то, что было прежде, и не будем искать объяснений новому, невиданному, неслыханному. Порядок, который будет учрежден, окружит нас такой же нормальностью, как лес на горизонте или туча над головой. Окружит со всех сторон. Ничего другого не будет».