Неужели все это какой-то изощренный заговор, придуманный МГБ? Неужели он вот-вот попадет в ловушку, которую не сумел разгадать даже хитроумный М.? Действительно, М. тоже был обеспокоен этим. Все аспекты ситуации были самым тщательным образом изучены М., обсуждались на оперативном совещании руководителей всех отделов секретной службы, закончившемся поздно вечером накануне. Но с какой бы стороны ни рассматривали эту проблему, никто не мог понять, какую пользу могли извлечь для себя русские. Возможно, они решили похитить Бонда и допросить его. Но почему именно Бонда? Он — полевой агент, не посвященный в детали самой секретной службы, мог рассказать на допросе лишь о подробностях своего очередного задания и дать некоторую общую информацию о своей организации. Но это вряд ли представляло такой уж большой интерес. Или они решили убить Бонда, отомстить ему. Тогда почему именно сейчас? Бонд не выполнял заданий, направленных против русских, уже более двух лет. Если бы они просто хотели ликвидировать его, это можно было сделать на улице Лондона — застрелить его или подложить бомбу в автомобиль.
Голос стюардессы прервал размышления Бонда. «Застегните пристяжные ремни», — и тут же самолет резко бросило вниз, затем он взлетел вверх с надсадным ревом двигателей. Снаружи внезапно стало темно, как ночью. По плексигласу иллюминаторов забарабанил дождь, мелькнула ослепительная молния, и прогремел гром, будто в самолет попал артиллерийский снаряд. Самолет начало швырять в объятьях свирепой грозы, подстерегавшей их в устье Адриатического моря.
Бонд почувствовал запах опасности. Это был не воображаемый, а настоящий запах — смесь пота и электричества. Снова сверкнула молния, и раздался сокрушительный раскат грома. Внезапно самолет показался Бонду очень маленьким и беззащитным. Тринадцать пассажиров! Пятница, тринадцатого августа! Бонд вспомнил предостережения Лоэлы Понсонби, и его ладони, лежащие на подлокотниках кресла, покрылись потом. Сколько лет эксплуатировался этот самолет? Сколько летных часов уже налетал? Может быть, усталость металла подточила основание крыльев? Возможно, он так и не долетит до Стамбула — рухнет и погибнет в Коринфском заливе.
В минуту смертельной опасности, когда ход событий не зависел от Бонда, он предоставлял себя судьбе, полностью отключаясь от происходящего. Только в полной безучастности было убежище для мятущихся чувств — страха, отчаяния, бессилия. И Бонд укрывался в этой безучастности, как укрываются в глубоких подвалах старинных домов люди, пережидающие разрушительный ураган. И вот теперь он удалился в это убежище, перестал обращать внимание на грохот, молнии и яростные броски самолета и сосредоточил внимание на неровном шве кресла прямо перед собой. Расслабившись, он ожидал окончания испытаний, выпавших на долю рейса «ВЕА—140».
В кабине стало неожиданно светло. Ливень не стучал уже по иллюминаторам самолета, а надсадный вой двигателей снова перешел в успокоительный глухой рев. Бонд выглянул из своего укрытия, убедился, что опасность миновала, и покинул его. Он медленно повернул голову и с любопытством посмотрел через овальный иллюминатор. Далеко внизу по синей глади Коринфского залива скользила крошечная тень их самолета. Бонд с облегчением вздохнул, Достал из кармана бронзовый портсигар и закурил. Он с удовлетворением отметил, что его рука, доставшая из портсигара сигарету с тремя золотыми кольцами, не дрожала. Не сообщить ли Лоэле, что она чуть не оказалась права? Бонд решил, что если сумеет найти в Стамбуле достаточно неприличную открытку, то напишет ей.
Снаружи тускнел умирающий день. Внизу промелькнула гора Гиметтус, синяя в вечерних сумерках. «Вайкаунт» промчался над ярко освещенными пригородами Афин, мягко коснулся колесами бетонной посадочной дорожки и подрулил к зданию аэропорта.
Вместе с горсткой молчаливых бледных пассажиров Бонд спустился по трапу и прошел в транзитный зал. Там он заказал стакан узу, залпом проглотил его и запил ледяной водой. Крепкая анисовая водка обожгла горло. Он поставил стакан и заказал еще порцию.
Когда громкоговорители объявили о посадке, уже стемнело, в безоблачном небе над городскими огнями плыла ущербная луна. Воздух был мягок от вечерней прохлады и аромата цветов, отовсюду доносился стрекот цикад. Вдали слышалась песня. Голос певца был отчетлив и грустен. Рядом с аэропортом залаяла собака. Бонд неожиданно вспомнил, что на Востоке сторожевые собаки не лают — воют всю ночь. По какой-то странной причине это вызвало у него ощущение радости и предвкушения удачи.
До Стамбула над темной поверхностью Эгейского и Мраморного морей полет продолжался всего полтора часа. Наконец самолет приземлился на бетонной дорожке аэропорта Эсилкой, пропеллеры замерли, и от недавно построенного современного здания аэропорта подкатили трап. Бонд поблагодарил стюардессу, прошел паспортный контроль и стал ждать, когда прибудет его багаж.