Британия. Краткая история английского народа. Том II

Первые его действия были направлены, скорее, на пункты внешнего различия, чем на собственно пресвитерианское устройство. Он побудил сословия отнять у Синода функцию надзора за церковной одеждой и поручить его короне; шотландские епископы снова облачились в свои одежды. Первым со времени Реформации случаем употребления стихаря было появление в нем епископа Моррэя перед Карлом I при посещении королем Эдинбурга. Вскоре был издан королевский указ, предписывавший всем священникам носить стихари при богослужении. От одежды неугомонный Лод скоро перешел к более важным предметам. Намного раньше он напрасно убеждал Якова I «приблизить его шотландских подданных к литургии и канонам англичан». «Я, — сказал хитрый старый король, — отверг составленный им безрассудный план. При всем том он не испугался моего гнева, а обратился ко мне снова с безумным проектом подчинить упрямую шотландскую церковь церкви английской, но я не решился играть своим словом. Он не знает упорства шотландцев».

Но Лод умел ждать, и, наконец, его время настало. Он решился совсем изменить пресвитерианский характер шотландской церкви и приблизить ее к английской. Одной своей властью король издал собрание церковных законов, отдававшее целиком в руки епископов управление церковью; только король мог созывать церковные соборы; только с его согласия можно было вводить изменения в богослужение и в дисциплину церкви. Таким же смелым превышением власти короны была замена так называемой Ноксовой литургии — служебника, составленного реформатором по женевскому образцу и употреблявшегося во всей Шотландии, — новой литургией, основанной на английском служебнике. Литургию и каноны составили и представили Лоду четыре епископа Шотландии; при их подготовке Общего собрания не запрашивали и к нему не допускали; вместе взятые, они составляли систему политического и церковного устройства, имевшую целью подчинить Шотландию короне. Навязать их стране — значило произвести серьезнейший переворот. Введение книг было предписано королевским указом, и Лод льстил себе мыслью, что переворот уже произведен.

Торжествуя в Шотландии, подчинив себе, по-видимому, ее церковь, Лод продолжал преследования английских пуритан. А между тем появлялись признаки такой перемены в их настроении, которая могла привести в раздумье и более смелого человека. Тысячи «лучших людей», ученых, купцов, юристов и земледельцев, переплывали океан, отыскивая в пустыне свободу и чистую веру. За ними готовились последовать крупные землевладельцы и вельможи. Чтобы не помогать нарушению королем святости субботы, священники покидали свои приходы. Остававшиеся среди духовенства пуритане, прежде чем согласиться на превращение стола для причастия в алтарь или отказаться от протестов против нового католичества, покидали свои жилища. Благороднейший из тогдашних англичан отказался стать священником церкви, служение которой можно было «купить только рабством и клятвопреступлением»

Как известно, Джон Мильтон покинул Кембридж, посвящая себя «тому жребию, все равно высокому или низкому, к какому призывают его время и воля Неба». Но они призвали его не к духов ному званию, к которому он стремился с самом) детства. Впоследствии он с горечью рассказывал о том, как «прелаты выгнали его из церкви». «Достигнув зрелых лет, я заметил, что в церковь вкрался деспотизм и что человек, желающий служить ей, должен превратиться в раба и притом принести присягу, добросовестное принятие которой было прямым клятвопреступлением или противоречило его убеждениям; поэтому я предпочел безупречное молчание священному сану, покупаемому рабством и клятвопреступлением». Несмотря на сожаления отца, он удалился в новую усадьбу, приобретенную нотариусом в соседней с Виндзором деревне Гортон, и спокойно занимался там наукой и поэзией.

Поэтический толчок, данный Возрождением при Стюартах, посте пенно замер. Драма щеголяла грубостью и ужасами; Шекспир спокойно умер в Стратфорде в детские годы Мильтона; в год его поселения в Гортоне (1633) появилась последняя и худшая из пьес Бена Джонсона; Форд и Мэссинджер были еще живы, но преемниками их являлись только Ширли и Дэвенэнт. Правда, вдумчивое философское настроение эпохи породило свои особые школы; Голл, прославившийся потом как епископ, ввел в моду поэтическую сатиру, энергичным представителем которой стал Уизсер; сэр Джон Дэвис положил начало так называемой метафизической поэзии, в которой сильно выявлялся холодный прозаический рассудок и которую похоронил своей фантастической вычурностью Дони; религиозной поэзии принесли популярность мрачные аллегории Куорла и утонченность, пробивающаяся сквозь массу острот и нелепостей Джорджа Герберта.