Британская шпионская сеть в Советской России. Воспоминания тайного агента МИ-6

Мой проводник собрал с полдюжины пар лыж, и все они оказались слишком коротки, так как мне нужны были лыжи длиной девять или десять футов, но в конце концов пришлось взять самые длинные из имеющихся. Около одиннадцати часов мы привязали лыжи к дровням и, сердечно попрощавшись со старостой и его женой, быстро поехали к одинокой избушке — последнему жилищу с финской стороны границы. Мы разбудили ее хозяина, который угостил нас чаем, а разведчик, случайно зашедший через несколько минут после нашего прибытия, рассказал моему проводнику о последних передвижениях красных дозоров. У хозяина дома не было ни свечей, ни керосина в этом уединенном жилище, и мы сидели в мерцании длинных лучин, обструганных таким образом, чтобы как можно дольше хранить неверный свет.

Около полуночи мы надели лыжи и двинулись в путь, свернув с тракта прямо в лес. Мой спутник был легко одет, но я остался в шинели, которая очень пригодится мне позже, а на пояс привязал небольшой узелок с парой туфель, купленных в Гельсингфорсе для Марии.

Окольным путем мы прошли около двадцати пяти миль до деревни, которая и была нашей целью. Я четыре года не вставал на лыжи, и хотя ходить лыжах — это все равно как плавать, то есть если ты научился, то потом уже не разучишься, однако от них можно отвыкнуть. К тому же у меня были слишком короткие лыжи, а любой лыжник скажет вам, что бежать на коротких лыжах зигзагами по неровной лесистой местности, да еще и в темноте, — это не шутка!

Мы двинулись на восток параллельно границе. Вскоре я более-менее приспособил шаг к узким семифутовым лыжам и мог не отставать от бежавшего в умеренном темпе проводника. Мы часто останавливались, прислушиваясь, нет ли подозрительных звуков, но все, что мы слышали, — это таинственная и прекрасная зимняя тишина заснеженного северного леса. Было двадцать градусов ниже нуля, ни единого дуновения ветерка, и сосны и ели под пышными белыми шапками выглядели так, словно какой-то волшебник погрузил их в вечный сон. Кому-то, возможно, и почудилось бы «кое-что» в этом сумеречном лесном царстве, но, вглядываясь в темные уголки леса, я чувствовал, что любые звуки и движения там неуместны, и во время наших остановок мне нравилось просто слушать, слушать, слушать. Мой проводник был молчалив, если мы и говорили, то шепотом, двигались бесшумно, не считая легкого шороха лыж, который едва нарушал тишину, и звезды, плясавшие над верхушками деревьев, благосклонно улыбались нам.

Проехав чуть больше часа, финн внезапно остановился и поднял руку. Несколько минут мы стояли не шевелясь. Затем, сняв лыжи, он осторожно подошел ко мне и, указывая на группу невысоких кустов в сотне ярдов от меня, видимых сквозь узкую прогалину в лесу, прошептал:

— Видите вон те дальние кусты? Это уже в России. Сейчас пойдем через границу, так что не отставайте.

Войдя в заросли, мы медленно продвигались под их укрытием, пока не оказались в нескольких ярдах от указанного места. Тогда я увидел, что перед нами лежит, перерезая лес, узкая просека ярдов десяти[34]шириной, похожая на длинную аллею. Это была русская граница, а мы стояли на самом краю финского леса. Мой проводник жестом показал, чтобы я подошел к нему.

— Надо переходить в сторону тех кустов, — прошептал он так тихо, что я едва расслышал его. — В других местах не пройдешь — густой подлесок. Надо понаблюдать за кустами. Вопрос, нет ли за ними кого-нибудь? Смотрите в оба.

Странное явление! Минуту назад мне казалось, что в лесу движение немыслимо. Но теперь, когда каждый нерв напрягся от ожидания, все деревья и кусты, казалось, зашевелились и заскользили. Но так исподволь, так бесшумно, так незаметно! Каждый куст чувствовал, когда ты на него смотришь, и, пока ты смотрел прямо, он не шевелился, но стоило тебе перевести взгляд, как тут же качалась ветка — едва-едва! — наклонялся ствол, куст отступал, заросли подрагивали, как будто за всеми ними пряталось что-то баламутное, игривое, чтобы дразнить тебя и морочить голову!

Но на самом деле ничего такого не было. В лесу по-прежнему царила мертвая тишина. Черные, похожие на часовых деревья выстроились торжественным строем по обе стороны от прогалины. Вокруг, сверху и снизу царило безмолвие — загадочное, чудесное зимнее безмолвие спящего северного леса.

Словно рыба, мой спутник вдруг выскользнул из нашего укрытия, низко пригнувшись, в два шага пересек открытое пространство и пропал в кустарнике. Я рванулся за ним и украдкой бросил взгляд вверх и вниз, пересекая границу, но не увидел ничего, кроме двух темных стен из деревьев по обе стороны, разделенных серым снежным ковром. Еще один шаг, и я тоже оказался в России, скрытый густыми зарослями.

Проводник сидел на снегу и поправлял лыжные ремешки.

— Если через четверть мили никого не встретим, — прошептал он, — значит, до рассвета ничего не случится.

— А следы от наших лыж? — спросил я. — Разве по ним не пойдут?

— В ту сторону, куда мы идем, никто не пойдет.