Поскольку Омск, в отличие от многих сибирских городов, не захотел платить деньги, которые требовали строители железной дороги, он оказался в нескольких верстах от основной магистрали. Позже, чтобы преодолеть это неудобство, до города проложили ветку. Мы прибыли в Омск 18 октября, и нас ждал поистине королевский прием. Станцию украсили флагами всех стран, и среди них впервые главенствовал русский. Нас встретил командующий войсками генерал Матковский, поприветствовавший нас от имени новой русской армии, товарищ министра иностранных дел М. Головачев, представители муниципальных властей и кооперативных обществ. Русские женщины поднесли нам хлеб и соль. Короче говоря, жители Омска оказали нам настоящее русское гостеприимство. После окончания церемонии солдат отвели в кадетский корпус на прием с чаем, а для офицеров Миддлсекского полка русские офицеры устроили королевский праздник в офицерском клубе. Нас представили всем и каждому, и все пошло на лад. Если бы мы принимали все приглашения, нам пришлось бы посетить все порядочные дома в Омске. Вскоре мы стали так популярны, что за короткое время установили дружбу с множеством очень милых людей. Их гостеприимство было, несомненно, окрашено ощущением облегчения и безопасности, которые давало присутствие по-настоящему дисциплинированных войск. Жена одного русского генерала сказала мне, что впервые сможет спокойно спать в собственной постели. Мальчик-кадет, сын другого русского офицера, наконец разрешил, чтобы у него забрали заряженную винтовку, которую он ставил у своей кровати каждую ночь со дня большевицкой революции и начала резни кадетов. Если я правильно понимаю русский характер, можно ожидать, что это стали бы отрицать, но правда в том, что присутствие 800 английских солдат дало жителям Омска ощущение уверенности, трогательное в своей простоте и теплоте. Несмотря на то что русские, как правило, недоверчивы друг к другу, нет сомнения, что, начав кому-то доверять, они делают это искренне и безоговорочно. Насколько продолжительно их доверие – это вопрос, но, когда оно реально и ощутимо, нет таких проблем, которые они не готовы преодолеть, чтобы обеспечить вам комфорт.
В день прибытия у меня было всего несколько мгновений, чтобы поговорить о политической ситуации с нашим верховным комиссаром, сэром Чарльзом Элиотом. От него и его штабных я узнал об отчаянных усилиях, предпринимаемых для объединения войска Уфимской Директории, выступавшей в качестве Временного Всероссийского правительства, получившей власть от конституционной ассамблеи в Уфе и в значительной степени состоявшей из социалистов-революционеров, и Сибирского правительства, избранного Сибирской областной думой в Томске, которая была в основном реакционной с небольшой примесью социалистов. Английские и французские представители были глубоко обеспокоены тем, чтобы достичь приемлемого компромисса между двумя этими группами, и формированием кабинета, которому бы доверяли умеренно настроенные русские, и как следствие, его возможным признанием командованием союзников. Эта крайне желательная для союзных «политиков» цель вызывала сочувствие у всех друзей России, но одно дело – желание, другое – реализация. Невозможно ожидать, чтобы плоды многовековой тирании и плохого управления можно было смахнуть одним движением дипломатической волшебной палочки. Сибирское правительство состояло в основном из представителей «старой банды» революционеров и роялистов и получило поддержку исключительно из-за желания людей избежать дальнейшего кровопролития. Его охраняли кланы казаков, сторонников царизма, храбрость которых не уступала их низости. Уфимская Директория получила власть от умеренной партии социалистов-революционеров, состоявшей из «интеллигенции» – республиканцев – и непрактичных мечтателей. Керенский был во всех отношениях типичным представителем этого класса, говорливого, но бесполезного во всем, что касалось практической работы. Этот класс винил во всех преступлениях, виновниками которых были цари, непреклонную верность им казаков и офицеров старой армии и в самые страшные дни второй революции устроил на них охоту, как на крыс. Офицеры и казаки проклинали Керенского и социалистов-революционеров за разрушение старой армии и за то, что они дали свободу силам анархии и большевизма, которые уничтожили государство и в этой оргии насилия и ненависти истребляли население России.
Не стоит заблуждаться относительно распределения вины. Все классы русского общества считают причиной своих несчастий Керенского. Они думают – верно или неверно, – что в тот наивысший момент, когда судьба страны и народа оказалась в его руках, он предал их доверие. Что, будь у него хотя бы десятая доля мужества Ленина или Троцкого, миллионы русских были бы спасены от того, что хуже смерти.