Британские интеллектуалы эпохи Просвещения

Отечественная историческая наука не отвела этим двум фигурам самостоятельного значения. В трудах, раскрывающих биографии и взгляды известных просветителей Великобритании, они вовсе не упомянуты642. Виною тут отнюдь не безвестность неких Дэшвуда и Литтлтона, а отсутствие у них значительного собрания оригинальных произведений. Однако, на наш взгляд, Просвещение нельзя сводить только к совокупности идей – это в значительной мере ещё и образ жизни. Англию XVIII в. невозможно представить без разного рода клубов, среди которых ярчайшим примером стал, благодаря своей скандальности, «Клуб адского пламени» Ф. Дэшвуда. Когда же речь заходит о Дж. Литтлтоне, следует иметь в виду, что именно в форме письма к нему высказана «Идея о Короле – Патриоте» виконта Болингброка, что Генри Филдинг посвятил барону своего «Тома Джонса», что на Литтлтона ссылались в своих стихах А. Поуп и Дж. Томсон, а его характер отображён в знаменитых письмах Ф. Честерфилда.

Интерес представляют не только биографии вышеназванных деятелей. Сколь бы отрывочными и малооригинальными не являлись их сочинения, именно такого рода источники позволяют лучше осветить не только характеры их авторов, но и саму противоречивую интеллектуальную среду просветительского движения Англии.

Фрэнсис Дэшвуд

Сэр Фрэнсис Дэшвуд, также известный как «Адский Фрэнсис» («Hell – Fire – Francis») изображался вигскими историками в исключительно мрачных красках. Ему даже выпала сомнительная честь стать прототипом литературного злодея, подобно его предшественнику кавалеру Лавлейсу (у С. Ричардсона – Ловелас). Однако современники Фрэнсиса не столь однозначны в своих оценках. Сын знаменитого министра Роберта Уолпола писатель Хорас Уолпол совершенно не щадил его в своих мемуарах, а Рэксхолл утверждал, будто Дэшвуд «далеко превзошёл распущенным поведением всё виденное со времён Карла II». Правда, имеются и другие мнения: не только его старый друг Доктор Бейтс, но и столь известные персоны как У. Питт Старший, Генри Фокс, граф Бьют и Дж. Уилкс отмечали его личную честность, редкие умственные способности и развитое воображение643. Кем же в действительности был Фрэнсис Дэшвуд?

Будущий знаменитый эксцентрик родился в декабре 1708 г. в семье сэра Фрэнсиса, 1 – го баронета Дэшвуда, и его второй жены Мэри, приходившейся дочерью Веру Фэйну, барону Диспенсеру и 4 – му графу Уэстморленду. Предки просветителя имели титул, состояние, избирались членами парламента и занимали важнейшие административные должности в Лондоне. Помимо того, он состоял в дальнем родстве с известным поэтом XVII в. Джоном Мильтоном. Фрэнсис получил прекрасное для своего времени классическое образование в Чартерхаусе, по завершении которого отправился в гранд – тур644. Так называлось заграничное путешествие для молодых английских аристократов с целью расширения кругозора, обычно следовавшее за получением образования в престижном учреждении и предшествующее получению места в парламенте. Поскольку Фрэнсис унаследовал от отца титул, большое поместье, а также солидный капитал уже в шестнадцатилетнем возрасте, он мог себе позволить достаточно свободный образ жизни. Здесь и начинаются странности в его поведении.

Баронет Дэшвуд путешествовал очень много, намного больше, чем его современники. Основное внимание он уделял традиционным для гранд –тура странам – Франции и Италии. Во время пребывания во Флоренции в 1740 г. он познакомился с леди Мэри Уортли – Монтегю, Х. Уолполом, Т. Греем, Х. Манном и другими любителями заграничных вояжей. Впрочем, Дэшвуд выделялся даже среди столь ярких персон. В Риме он тесно сблизился с лидером якобитов, сторонников восстановления на английском троне династии Стюартов – Чарльзом Эдуардом Стюартом, которого прозвали «Красавчик Принц Чарли». Фрэнсис во время своих визитов в Италию в конце 30 –х гг. XVIII в. снабжал этого злейшего врага правившей в Великобритании династии Ганноверов сведениями о состоянии дел у себя на родине. Хотя подобная информация не являлась секретной и не могла нанести стране ущерб. Семейство Дэшвудов сочувствовало якобитам, но в данном случае политические мотивы уступали личному впечатлению, произведённому двором изгнанника на баронета. Изящество и доброжелательность, которые можно было встретить при дворе Чарльза Эдуарда, резко контрастировали с грубостью манер первых королей из династии Ганноверов. Сам Фрэнсис так пояснил свою позицию в одном из разговоров с графом Сэндвичем (своим родственником по материнской линии): «Я заодно с этим любезным принцем. Он имеет все добродетели настоящего правителя, величайшая из которых – честность. Но я от всего сердца ненавижу мишуру папского Рима, которая исходит от его свиты»645.